Он внимательно посмотрел на нее.

— Самое страшное в мире преступление, — медленно произнес, будто сам себе.

— Да, — кивнула она, — самое страшное.

Он молчал. Девушка переменила тему разговора:

— Наталья сказала, что вернется в театр. Кажется, уже приходила на репетиции.

— А вы?

— Я? — она поднесла к губам чашку, глотнула напитка. — Тоже вернусь. Я не знаю, как это — не танцевать. Он и так отобрал у меня балет на два с половиной месяца.

Тарас Адамович посмотрел в окно, заметил, как земля покрылась тонким белым слоем, как снег повалил хлопьями. Подумал о том, что Олег Щербак не хотел отбирать у Веры балет. Напротив — хотел забрать Веру из балета. А вслух сказал:

— Рад, что вы вернетесь на сцену.

— Я говорила с Брониславой Нижинской. Она вспоминала о вас. Я рассказала ей об Олеге, о том, зачем он это делал.

Он перевел взгляд с окна на девушку.

— Она сказала, что хочет открыть собственную балетную студию, потому что ставить хореографию с балеринами, которые прошли классическую школу, иногда почти невозможно. Для своей хореографии она собирается обучать неподготовленных танцовщиц.

— Интересно.

— Да, — лицо ее просветлело, — балет изменяется. Не искажается, как он считает — нет! Обновляется и трансформируется. Когда-то балерины танцевали в туфельках на каблуках. Когда на сцене впервые появились балерины на пуантах, не все восприняли это с восторгом. Были и те, кто считал, что балет перестает быть балетом. Я вернусь в театр, — она улыбнулась. — А что будете делать вы?

Бывший следователь не ожидал такого вопроса, он улыбнулся балерине и ответил:

— Вернусь к своему другу, который припас для меня новое дело, — сознался он. — Однако сначала я должен поговорить с вашей сестрой.

Балерина Вера Томашевич с пониманием посмотрела в глаза бывшему следователю. Он глотнул ароматного колдовского чаю хозяйки дома и отправился во двор, где Мира Томашевич в пальтишке с пышной меховой оторочкой любовалась сказкой первого снега.