Она вдруг почувствовала, как сильно замерзла, даже кончики пальцев побелели, хотя и была в пальто. Девушка выдохнула морозный воздух, перед глазами замелькали круги. И вдруг подумала, что не может вспомнить, когда ела в последний раз. Сидя в машине, она вдруг заметила лицо склонившегося над ней Менчица. Откуда-то издалека, будто за несколько десятков метров, услышала его слова:

— Мира, они нашли вашу сестру. Она жива. Все хорошо… Вторая девушка тоже.

Девушка ответила будто не своим, каким-то далеким голосом:

— Благодарю…

Она не потеряла сознание. Заставила себя глубоко вдохнуть, затем сказать:

— Помогите мне выйти из машины, нужно больше воздуха.

Снаружи и впрямь дышалось немного легче. Мира огляделась, увидела еще нескольких полицейских. Удивилась, почему их так много и решила позже спросить об этом Тараса Адамовича. Подумала, что нужно как-то отвлечься, чем-то занять мысли, чтобы не сводило с ума ожидание. Но в памяти всплыла картина, как молодой следователь сидит за столом и напряженно думает, записывает отрывки воспоминаний, пытается вспомнить события ночи. Она почувствовала, что вся дрожит — то ли от холода, то ли от волнения, прикоснулась рукой к дверце автомобиля, еще раз глубоко вдохнула. Менчиц сказал:

— Странно, Мира, но теперь я благодарен Барбаре Злотик за то, что она подожгла «Прагу» именно в тот вечер, — он грустно улыбнулся.

Он в самом деле был благодарен ей, потому что именно в ту ночь он вынужден был искать квартиру, которую снимал художник Олег Щербак на Гоголевской, в доме с котами. Он помнил, как поднялся по лестнице и постучал в дверь квартиры, как остался ждать хозяина у дома и считал, что просто зря тратит время — тот мог не явиться до самого утра.

Однако он явился — уставший, злой и пьяный, с комком репейника в волосах, что было почти комично, если бы не несчастный вид хозяина. Молодой следователь спросил у него, что случилось, и услышал в ответ:

— Ничего страшного. Я… просто очень устал.

Щербак провел его в квартиру и выслушал просьбу. Сообщил, что, вероятно, все равно уснет, поэтому попробует нарисовать. Менчиц не был уверен, что что-то получится из этой затеи. Вспоминал, как пытался подбирать слова, отвечая на вопросы художника, когда тот уточнял какую-то деталь. Он описал весь процесс рисования, все шутки и рассказы, услышанные в ту ночь, вспомнил марки папирос, которые курил Щербак, и какое он пил вино. Вспоминал и записывал детали интерьера, комментарии о твердости грифеля в карандаше. Однако важной оказалась всего лишь реплика, которую художник небрежно обронил, когда портрет был закончен, и он пытался вычесать из волос колючий репейник. Тогда Менчиц вежливо заметил, что у художника, вероятно, был тяжелый день, и услышал в ответ:

— Проклятые трамваи возят ночью раненых, пассажиров не берут. Пришлось бродить по яру и сражаться с летучими мышами.

Тарас Адамович вперился взглядом в лист бумаги с этой фразой, взял карандаш и обвел ее, потом вернул Менчицу.

— Вы уверены, что он это сказал? — спросил бывший следователь.

— Да.

— Что еще он говорил о яре? О своем вечере?

— Нет, больше… ничего.

И тогда Тарас Адамович объяснил ему.

Единственный трамвайный маршрут, пролегавший через яр — маршрут 20-го трамвая. Если художник часто ездил этим маршрутом, можно было надеяться на показания контролеров.

Конечно, Олег Щербак в ту ночь мог бродить по совсем другим киевским околицам или остаться ночевать дома и не тащиться пешком с Куреневки до самой Гоголевской. Мог бы, однако в тот вечер все произошло иначе.

Уже после возвращения в полицию, Тарас Адамович снова встретился с Олегом Щербаком и спросил:

— Зачем было тащиться ночью через яр?

— Не знаю. Не хотел оставаться в доме. Не мог, после того, как Марьяна… Я даже обрадовался, что пойду через яр — мне необходимо было успокоиться, пока не дойду до людных улиц.

— Получилось?

— Не очень.

— Расскажите о том, как вы доставляли девушек в дом.

Художник пожал плечами.

— Это оказалось не так уж сложно. По крайней мере, с Натальей. Кажется, она была влюблена в меня, — и добавил: Сейчас вряд ли. Я пригласил ее на природу. Будете смеяться — сказал, что покажу Киевскую Швейцарию, Репьяхов яр. Она согласилась. Потом я привел ее к дому и сказал, что хочу познакомить со своей бабушкой. Она спокойно зашла внутрь. Дальше было просто.

В доме из желтого кирпича полиция обнаружила подвал с выходом под полом одной из комнат.

— Вы знали, что нужно искать подвал? — спросил Щербак.

— Да. Вы сами сказали, что увидели Марьяну наверху. Из этого следует, что девушки находились где-то внизу. Мы обыскали подвал во дворе, потом искали в доме.

— Я пытался обустроить все так, чтобы им было удобно. Я не собирался…

— Убивать их?

Художник промолчал.

Под домом действительно было обустроено кое-какое жилище, по крайней мере, там было тепло.

— Бывший владелец разместил печь внизу — неизвестно почему. Я когда-то подумал о том, что если бы захотел держать кого-то в плену, то сделать это было бы несложно, — продолжил свой рассказ Щербак. — Поэтому отгородил печь и выход наверх стеной, установил дверь — провозился с этим довольно-таки долго, оббил стены деревянными панелями. Девушки не сразу поняли, что они под землей, так как видели только вход в отсек с печью. Не уверен, но, возможно, до побега Марьяны они даже не догадывались, где находятся. Наталья могла рассказать им только о доме.

— Как вы привели в дом Марьяну и Веру?

— С Марьяной было сложно. Я ей не нравился. Она игнорировала мои приглашения и открыто насмехалась. Но ведь она была одной из звезд Нижинской. Я следил за ней, ходил на все выступления в Интимном театре, был уверен, что должен это сделать. Меня знали в театре, я иногда гримировал актеров. Облюбовал дальнюю гримерную, которой редко пользовались, позвал туда Марьяну, купил цветы и пирожные в «Семадени». Заварил… — он умолк в нерешительности.

— Императорский связанный чай? — спросил Тарас Адамович.

Художник улыбнулся.

— Я сказал ей, что меня попросил кто-то из ее поклонников. Сказал специально со злостью, чтобы она подумала, что я ревную. Вероятно, она сама придумала, кто это мог быть. Я пытался подгадать так, чтобы цветок распустился именно в момент ее прихода. Она выпила чаю и уснула.

— Что было в чае? — спросил следователь.

— Т… таблетки… Купил у проститутки. Они такими иногда промышляют. Она сказала — действуют безотказно, человек почти сразу засыпает. Я боялся навредить, но она сказала, что все будет хорошо. Я решил, что Марьяна… сама виновата. И подмешал пилюлю в чай.

— Что было дальше?