Рэндол почерпнул эту информацию на образовательном сайте, который поддерживался одной из крупнейших национальных коммуникационных компаний. Загрузив эти тоновые сигналы в свой компьютер, готовясь к своей одиссее, он прослушал их сотни раз и теперь безошибочно определяет, какой цифре соответствует тот или иной сигнал.

Дверь хранилища глушит звуки. И если бы не обостренный слух, свойственный представителям Новой расы, Рэндол не смог бы идентифицировать код: 368284.

Мягкое гудение подсказывает, что блокировка снята, и электрический привод открывает замок.

С того места, где прячется Рэндол, дверь не видна, но по скрипу петель он определяет, что Отец открывает ее. Шаги по винилу указывают на то, что Отец уже в хранилище.

Невидимый из главного прохода, Рэндол задается вопросом: а до какой степени могут быть обострены органы чувств Отца? И на всякий случай задерживает дыхание. Опасаясь, что даже самый тихий выдох может быть услышан.

Но Отец без задержки пересекает хранилище.

Наружная дверь за ним захлопывается, мягкое гудение электропривода обрывается, слышится громкий щелчок: дверь вновь заперта, замок заблокирован.

Внутренняя дверь хранилища открывается, и Отец уже в коридоре подвала, там, где груды разбитого бетона и искореженного железа напоминают ему о неприятных событиях, которые произошли в прошлом.

Терпение — один из козырей Рэндола. Он не шевелится несколько минут. За это время Отец наверняка успевает подняться на другой этаж и уже не сможет услышать его.

Переступая с одного винилового квадрата на другой, Рэндол добирается до наружной двери. Здесь, со стороны хранилища, установлена точно такая же панель управления. Он набирает код: 368284.

Электрический замок открывается. Рэндол берется за ручку двери, но ему недостает мужества открыть ее.

За дверью нет «Милосердия». Там лежит новый мир, где каждый шаг связан с выбором.

Он тянет так долго, что электронный замок вновь защелкивается.

Рэндол опять набирает код. Мягкое гудение свидетельствует о том, что путь свободен.

Он приказывает себе открыть дверь. Не может.

Замок опять защелкивается.

Дрожа всем телом, Рэндол стоит перед дверью. Его ужасает перспектива переступить порог. Его ужасает перспектива остаться в «Милосердии».

Перед мысленным взором возникает фотоснимок из газеты: Арни О'Коннор, такой же аутист, как и он, улыбается. Арни определенно счастливее, чем был или даже будет Рэндол, если останется здесь.

Горькое чувство несправедливости захлестывает Рэндола. Интенсивность его столь велика, что он опасается, как бы это чувство не разорвало его изнутри, если он не попытается добраться до Арни и вызнать у того секрет счастья.

Маленький сопляк. Отвратительный червяк, эгоист, прикарманивший секрет счастья. Какое право имеет он быть счастливым, когда ребенок Отца, превосходящий его во всех смыслах, глубоко несчастен?

В третий раз Рэндол набирает код. Мягкое гудение электрического привода.

Рэндол толкает дверь. Она открывается.

Рэндол Шестой переступает через порог, уходит из «Милосердия», делает первый шаг в неведомое.

Через дверь до Карсон доносится музыка какого-то фильма-триллера. Она нажала на кнопку звонка, потом во второй раз, еще до того, как за дверью окончательно смолкла первая трель.

Майкл открыл дверь в джинсах, футболке и носках. Спутанные волосы. Опухшее лицо. Едва разлепившиеся веки. Он наверняка крепко заснул, сидя в большом, обитом зеленой кожей кресле.

Выглядел Майкл восхитительно.

Карсон хотелось, чтобы он был более уродливым. Неопрятным. Отталкивающим. Чего ей сейчас только и не хватало, так это физического влечения к напарнику.

Вместо этого он выглядел таким же милым, как плюшевый медвежонок. От одного его вида по ее телу растеклось приятное тепло, причиной которого, помимо привязанности к напарнику, было и плотское желание.

Дерьмо.

— Еще только начало одиннадцатого, а ты уже дрыхнешь перед телевизором. — Она протиснулась мимо него в квартиру. — А что это за оранжевые крошки у тебя на футболке? «Чиз дудлс»?

— Именно. — Он последовал за ней в гостиную. — Чипсы «Чиз дудлс». Ты — настоящий детектив.

— Могу я предположить, что ты трезв?

— Нет. Я выпил две бутылки рутбира[34]с пониженным содержанием сахара.

Он зевнул, потянулся, потер глаза. Его хотелось съесть.

Карсон изо всех сил пыталась прогнать от себя эти мысли. Она указала на массивное зеленое кресло.

— Самое отвратительное кресло из всех, какие мне доводилось видеть. Выглядит как гриб, растущий в сортире в аду.

— Да, но это мой адский гриб, и я его люблю.

Она указала на телевизор.

— «Вторжение похитителей тел»?

— Первый ремейк.[35]

— Ты его смотрел… сколько раз? Десять?

— Наверное, двенадцать.

— Сколько же можно смотреть одно и то же?

Майкл широко улыбнулся ей. И она знала, почему. Ее грубоватость не могла его обмануть. Он чувствовал, какое производит на нее впечатление.

Отвернувшись, чтобы скрыть вспыхнувший на щеках румянец, Карсон взяла пульт дистанционного управления, выключила телевизор.

— Расследование завершается. Нам нужно ехать.

— Завершается — как?

— Парень спрыгнул с крыши, разбился о брусчатку мостовой, оставив полный морозильник частей женских тел. Они говорят, что он — Хирург. Может, так и есть, только он убил не всех.

Сидя на краю кресла, надевая туфли, Майкл спросил: «Так он кто, сам убийца или имитатор?»

— Да. Первый или второй. Мы слишком рано вычеркнули эту версию.

— Я только возьму чистую рубашку и пиджак.

— Может, снимешь и футболку с крошками «Чиз дудл», раз уже есть такая возможность?

— Конечно. Просто не хотел тебя смущать, — и, выходя из комнаты, снял футболку.

Он точно знал, что делал: давал ей возможность полюбоваться его телом. Крепкие плечи, накачанные бицепсы.