Да ещё и этот приходил… Раевский усмехнулся, скривив губы. Обвинял, сжимал кулаки! Смешной! Что он ему сделает? Мальчишка, слабак! Только настроение испортил, а оно и без него хуже некуда.

– Ваш кофе! – Всего пара минут, и вот уже наманикюренные пальчики Полины снимают с подноса и ставят перед ним чашку с дымящимся напитком. – Что-то ещё, Роман Станиславович? – приветливо улыбнувшись, спросила Полина.

Он махнул рукой, иди! А то снова вырвется наружу его гнев, обрушится на голову ни в чём не повинного человека. Подвернулась под руку – получай! А Полина, надо отдать ей должное, секретарша толковая и предупредительная, не чета молодым безмозглым курицам, что заводят себе его друзья. Там, кроме длинных ног и четвёртого размера груди, похвастаться больше нечем.

Через неделю Раевский получит развод. Это будет короткий судебный процесс, потому что всё уже расписано: что, кому и сколько? Он не беден и после суда беднее не станет, хорошо, что лет восемь назад по совету юриста они с Элей подписали брачный договор. Так, на всякий случай, чтоб жилось спокойнее. Элеонора тогда смеялась, говорила, что не дождётся он развода, до последних дней с ней маяться будет. Но вот, дождался и страшно этому не рад. Ему сложно смириться с новыми обстоятельствами, тайфун предстоящего развода грубо поломал привычную, устоявшуюся жизнь. Был главой семьи, была приятная, удобная во всех смыслах жена, толковый сын, а теперь что?

Вначале Роман успокаивал себя, пытаясь убедить, что брак только ограничивал его свободу. А теперь можно жить по своим правилам без оглядки на семейные ценности, не скрывая своих романов, та же Полина, наверное, совсем не прочь утешить его. И с Милой может чаще встречаться, со своей тайной подругой. Правда Мила, узнав о разводе, явно нацелилась занять место жены. Но куда ей до Элеоноры! Молода, глупа, меркантильна.

Надо быть честным – он искал минусы в своём браке и не находил. Нужно попробовать помириться с Элеонорой. Нет, не попробовать, а сделать это. Наверное, последний глоток кофе натолкнул его на такую хорошую мысль, вправил мозги. Роман отлепил от стула затёкшее тело, прошёлся по кабинету. Он скажет, что при разводе Эля останется ни с чем. Припугнёт! Это железобетонный довод! Его жена женщина неглупая, пусть прикинет, каково это, жить без туго набитого кошелька. На скромную жизнь он ей оставит, но о поездках в Европу, салонах красоты, других атрибутах красивой жизни придётся забыть. Квартира, конечно, за ней останется, он не жлоб.

Раевский постоял у окна. Серый город, приготовившийся к зиме – невесёлая картина. Радовали глаз только зелёные туи, маленькими солдатиками вытянувшиеся у входа. Нет, тут надо действовать тоньше. Не пугать, а молить о прощении с цветами в руках и браслетом в бархатном футляре.

– Полина, – подойдя к столу, уже более спокойно отдал в трубку телефона новую команду. – Машину мне срочно!

Заедет в «Изумруд» на Бауманской, купит дорогой браслет с камнями королевских особ, с Элиными любимыми рубинами и махнёт к ней. Виноватый раскаявшийся грешник… Когда-то давно он подарил ей первое колечко с рубином, сказал: «Моей дорогой королеве». Как она радовалась подарку и добрым, таким редким словам. Этот камень, как крохотная вишенка, до сих пор на её руке.

Элеонора была дома. Увидев его с огромным букетом роз, не сдержала улыбки. Улыбка при встрече – хороший знак.

– Ну, здравствуй, – Раевский потянулся к её щеке, но Эля отвернулась. Ладно, этот жест не собьёт его боевой настрой. А чего он хотел? Сразу не простит, помучает. И пусть, он готов. – Снова пришёл каяться, – начал Роман свою покаянную речь. – Виноват, голову готов на плаху положить. А хочешь, на колени встану? Плохо мне без тебя, моя королева, без тебя пропаду… – Он протянул ей футляр с браслетом. – Это тебе, твои любимые рубины, лучшее, что нашёл… Простишь? Подумай, так ли велика моя вина? Даже убийц прощают…

Раевский замолчал, а надо ещё говорить, быстро, унижаясь и умоляя, забросать её словами раскаяния, не дать опомниться. Но Элеонора заговорила сама, глядя куда-то мимо его.

– Была когда-то королевой, но давно ушло это время. И любовь ушла… Но было уважение к твоему таланту, уму. К твоей деятельной натуре, – она мельком взглянула ему в глаза. – Теперь и оно пропало… А вина твоя огромна, но ты, видно, так и не понял этого. Иди, Рома, иди. – Обойдя его, Элеонора открыла дверь. – У нас с тобой всё… Встретимся в суде в последний, надеюсь, раз. А рубины и цветы своей Миле подари.

– Да подожди! Миле? Какой?! Не нужен мне никто… Подумай, дурочка, после суда ни с чем останешься! Как жить станешь?

Он ещё что-то говорил, но Эля, положив руку ему на плечо, мягко толкнула Раевского к выходу. Он непроизвольно шагнул назад, и дверь захлопнулась, тем самым решив его судьбу. Не сдаваясь, Роман начал стучать, но дверь не открылась. Стальная дверь, за которой его больше никто не ждёт…

А она опять провожала его, своего Сашу. Теперь уж можно говорить «свой», теперь это хорошее слово точнее некуда. Словно деревья, растущие по соседству, они уже сплелись воедино, проросли друг в друга, хоть по-прежнему делали тайну из своих близких отношений. Татьяна почти уверена – и Марк, и Вера деликатно молчали, хоть и догадывались, что их родители уже не просто друзья. Догадывались не только они. На работе коллеги удивлялись её цветущему виду, говорили комплименты, но кое-кто посмеивался, предполагая, что причина в делах сердечных. Ну и ладно, пусть думают, что хотят. А у неё даже стыд куда-то исчез, видно, вытеснили его из души другие, более сильные чувства. Счастье и любовь… Любовь и счастье…

Александр звал её с собой, но как оставить работу? А Веру с Никой как оставить? Конечно, дочь справится и без неё, но помощь мамы совсем не лишняя будет. Нет, уехать – это слишком эгоистично, она сама первая и осудит себя. Пусть сначала дочка устроит свою судьбу, а там, глядишь, и в её жизни настанет время перемен… Когда ж она стала такой оптимисткой?

В аэропорту, в его организованной, упорядоченной суете всё так же многолюдно. Готовятся к вылету сразу несколько рейсов, и у стоек регистрации – длинные цепочки людей с сумками и чемоданами в руках, словно живые разноцветные змейки, если смотреть на них сверху, со второго этажа. Именно там, на галерее, где не было толпы, где не сбивали с ног опаздывавшие на посадку пассажиры, стояли Татьяна и Александр. Стояли молча, смотрели друг другу в глаза. Прощались…

– Езжай домой, Таня, прошу, уже слишком поздно, – наконец, произнёс Александр.

А уйти никак невозможно. Татьяна проводит его до выхода на посадку, до самого турникета, словно намереваясь взглянуть тот самолёт, который унесёт от неё любимого мужчину. Унесёт в небо, в другую жизнь, а её оставит на земле ждать новой встречи.

Из динамиков красивый женский голос, гулко разнёсшийся по залу, объявил о начале регистрации на рейс «Москва – Ларнака».

– Мой. Ну что, я пошёл, Танюш? – он взглянул в её несчастное лицо. – Попрощаемся здесь, не толкаться же тебе внизу.