Да и у Ирены пропал голос при виде этого человека, потомучто это был не кто иной, как ее спаситель от «болотника»-рекрута… тот самый человек,у которого она увела коня… новый хозяин Лаврентьева… тот, ради милости которогокрепостные актеры репетировали «Барышню-крестьянку»… Николай КонстантиновичБерсенев.

Новый хозяин крепостной девки Арины Игнатьевой! Человек, откоторого зависит жизнь и свобода Ирены!

Она ждала его появления, чтобы кинуться ему в ноги и проситьо пощаде, о помощи, умолять выслушать и рассудить, освободить и спасти, нословно бы морок нашел на нее. Ирена застыла, не слыша, как кричит на актероввбежавший Булыга, заставляя их падать на колени перед барином, не видя, как онипослушно отвешивают земные поклоны, а Жюстина Пьеровна делает один реверанс задругим.

Старались, впрочем, они напрасно – Берсенев этого не видел,потому что неотрывно смотрел на Ирену.

– Кланяйся! – кричал Булыга.

– Кланяйся! – шипели снизу, не смея разогнуть спин, Матрешаи Емеля.

Но и они напрасно старались…

Неизвестно, сколько времени это взаимное оцепенелоесозерцание продолжалось, но нарушил его не кто иной, как Нептун. Вспомнил,видимо, сообразительная псина, что сказал ему Адольф Иваныч про сигары, –бросился на сцену, принялся, по своему обыкновению, тащить Ирену за подол…

– Tout beau, ici! – рявкнул Адольф Иваныч, и Ирена очнулась,опустила голову, потрепала пса по мощному загривку. – Сюда!

Отчего-то Ирене было страшно поднять глаза – она гладила,гладила Нептуна, а тот утробно урчал от удовольствия, и похоже было, чтомурлычет громадный кот. Наконец некое шевеление прошло рядом, Ирена оглянуласьи увидела, что актеры поднимаются на ноги, а Жюстина Пьеровна разгибаетсогнутую в реверансе спину.

Ирена отпихнула Нептуна и посмотрела в зал. Берсенева там небыло, только Адольф Иваныч стоял у входа и, прищурясь, смотрел на Ирену. Несказал ни слова – повелительно свистнул Нептуну и вышел вон.

– Что ж ты молчала, дура, как окаменелая?! – сокрушенноспросил Емеля, отряхивая пыль с охотничьих брюк. – Чего не кричала, кто ты насамом деле есть, не просила защиты против Адольфа?!

Ответить Ирене было нечего…

Не могла она найти ответа и ночью, лежа без сна в своейкаморке. Сознание, что она сегодня упустила, может быть, наилучшую возможностьспастись, что Адольф Иваныч завтра может устроить так, что вообще не подпуститее к Берсеневу, сводило с ума. Главное, она никак не могла понять причиноцепенения, которое овладело ею под взглядом этого мужчины.

«Что ж будет со мной завтра, на спектакле, когда Берсеневбудет сидеть в зале и смотреть на меня? – думала она почти с ужасом. – Еговзгляд на меня действует, как взгляд горгоны Медузы! А между тем он вовсе нестрашен, а даже очень… очень даже хорош собой!»

Тогда, на болоте, она его не разглядела, а впрочем, неразглядела и теперь. Она просто смотрела в его глаза, оттого и запомнила их:светлые, серо-голубые, чуть прищуренные, удивленные, как бы недоверчивые…

Странно чувствовала она себя в его присутствии. Как будто схолодного ветра вбежала в теплую комнату и кто-то сразу протянул к ней руки,чтобы сжать ее застывшие пальцы, отогреть их теплым дыханием. В Берсеневе небыло ничего особенного, внешность его не бросалась в глаза, не била в самоесердце, как ударила Ирену красота Игнатия. Но она не могла забыть странноечувство потери, которое охватило ее там, на болоте, когда Байярд унес ее прочь.Точно такое же чувство охватило ее теперь, когда Берсенев внезапно вышел иззалы.

И, вспомнив те чувства, Ирена поняла, почему не разомкнулагуб сегодня, не кинулась к новому барину с просьбой о свободе. Она страшнобоялась, что Берсенев опять заведет хвалебные речи в адрес Адольфа Иваныча, чтоне поверит ей. Она боялась разочароваться в этом человеке, вот в чем дело!

– Ты что? – проворчала она сердито, перевернувшись на другойбок. – Что с тобой? А как же ты собираешься отсюда выбираться, не поговорив сним? Ну, разве что решишь снова пускаться в бега… Только что-то чудится мне,что после спектакля Адольф Иваныч придумает какую-нибудь ужасную гадость, чтобытебя не пустить дальше этой каморки. И уедет барин в свое Берсенево, и опять тыпопадешь во власть поганого немчина… Что же делать? Что делать?

Она пыталась придумать, что делать, но в голову неотвязнолезли воспоминания, как она подняла глаза и вдруг его увидела, и как он стоял исмотрел на нее, и как хорошо, как чудесно было ей под этим взглядом…

Она не могла бы описать толком ни одной его черты. И приэтом она видела его так же отчетливо, как если бы он стоял сейчас в этойкомнате.

Странный шум послышался Ирене, и она подняла голову. Что-тоурчало, сопело и скреблось совсем рядом.

Крысы?!

Она вскинулась и села на своей оттоманке, похолодев отужаса. Крысы, это же умереть от страха можно!

Но крысы не урчат.

Кошка? Нет, кошки не визжат. И что-то знакомое слышно в этомповизгивании… Да это же Нептун!

Но где он? Такое ощущение, что пес возится совсем рядом.

– Нептун? – шепотом позвала Ирена, и тотчас повизгивание иурчанье пса стало громче и радостней. – Нептун, ты где?

Понятное дело, ответить он не мог, но с удвоенной силойначал скрести стену.

Ирена соскочила с оттоманки и подошла к тому месту, откуда слышалсяшорох. Вот здесь она стояла позавчера, подслушивая репетицию, происходившую всоседней комнате. Значит, Нептун пробрался в театральную залу, почуял Ирену иначал скрестись в стену, отделяющую ее каморку.

Очень странно… Все стены в доме сложены из толстенных бревен– Ирена вспомнила проконопаченные паклей стены в людской, – вдобавок вгосподских помещениях и в той каморке, где ее держат, они прикрыты панелями илиобиты штофом. Почему же такое ощущение, будто Нептун находится совсем рядом?..И как это она раньше не удивилась, что ей было так хорошо слышно голоса ЖюстиныПьеровны и артистов, да и до них донесся ее смех?

Ирена ощупала стену. Да ведь ее отделяет от Нептуна лишьтонкая перегородка, которая так и прогибается, когда пес тычется в нее мощнымлбом! Наверное, здесь раньше была дверь, а потом ее просто заложили панелью,поэтому так хорошо все слышно.

– Нептунчик, – пробормотала Ирена, – мне очень хочется тебяпогладить, но…