Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Юноша послушался и как мог, покорился волшебному пламени дерева. Как только сын дровосека смирился, боль тут же покинула его тело, а огонь больше не обжигал. Уильям зрел, как пламя окутало дуб до небесной выси, но не причиняло вреда. То был не просто огонь, то был провожатый дух в канувшее прошлое, лишь сквозь него и мог увидеть юный Уил то событие, что стало роковым для его любимого отца.
Он увидел, как бродил истощённый и поникший дровосек по лесу, окончательно потеряв дорогу домой. Хмурый лес, готовившийся встретить зиму, не мог дать более-менее сносную пищу оголодавшему мужчине. Да, были коренья и шишки, в конце концов, голод подсказал, где и как нужно поработать руками, чтобы выкопать червяков. Но всё это было мелочью. При себе у дровосека не было огнива, чтобы добыть огонь и развести костёр, дабы согреться. А холод способен поселить в теле куда более страшное существо, чем голод. Отчаяние повергло Патрика Вильда на последний рывок. Дрожавший в лихорадке и на полушаге от безумия он вышел на полянку, в центре которой рос дуб-великан.
«Из-за тебя всё, проклятый!» – воскликнул несчастный дровосек. – «Ты завёл меня в эту глубь, дабы пропал я в безвестности. А я всего лишь искал деревья, чтобы заработать несколько монет и накормить свою семью».
Почему Патрик не рубил деревья ближе и зашёл в чащобу? Не из-за жадности, однозначно. Это был очень щедрый человек, и как я упоминала, с огромным сердцем. Не из-за азарта. Трезвый ум был его достоинством в любой ситуации. Тогда что? Закон. Да, да, в ту пору существовали законы, один глупее другого. То это не делай, то то. Местным указом графа, нет желания марать бумагу именем этого жадного крохобора, запрещалось вырубать деревья на много миль от начала лесополосы. Делалось это для того, чтобы этот дворянин мог вольготно охотиться в лесу, а без деревьев, понятное дело, нет леса. Что могло твориться там вдали, его не интересовало, пускай бы хоть всё сгорело дотла, но только не на положенных им милях. Нарушителя ждало суровое наказание – высечение розгами, месячное пребывание в стенах тюрьмы и огромный штраф в количество монет равнявшихся длине ствола срубленного дерева. Жестоко, чудовищно, если учесть, что за месяц вся семья в отсутствии кормильца могла пойти по миру, но чертовски эффективно. Вот, почему Патрик Вильд забрёл так далеко, он слишком любил семью, чтобы рисковать её благополучием.
И когда обессиленный дровосек увидел громадный дуб, сознание его заволоклось безумием, разум помутился, и место его заполнило единственное желание – уничтожить дуб. Конечно, это было нелепо и смехотворно идти с одним топором на гигантское многовековое дерево, но безумство обманывало дровосека, твердя, что он может срубить проклятый дуб и тем самым спастись.
Патрику удалось нанести своему воображаемому обидчику лишь один единственный удар, тот, что оставил после себя тонкий светлый рубец. Как только клин металла разорвал толстую мясистую кору дерева, из раны потекла кровь. Это напугало и отрезвило мужчину, и он попытался вытащить не так глубоко вошедший в древо топор. Но не тут-то было, орудие намертво вросло в тело дуба и не поддавалось обратно. А дерево, словно человек, стало издавать жуткий крик боли и ярости. Весь лес ожил – птицы поднялись в воздух и затмили солнечный свет, волки и лисы выли, их поддерживали остальные животные испуганными криками. Деревья, как живые люди, тянули ветви к тому, кто посмел поднять топор на их прародителя и хранителя леса.
Напуганный до смерти дровосек пятился и не мог уйти с поляны, он был в западне взбешённых сосен, негодующих и жаждущих расправы над ним. Тогда Патрик стал умолять дуб простить его и отпустить к семье, но ответом ему был громоподобный рёв исполина. А затем на поляне появилась дева в красных одеждах и она стала последним, что увидел в своей жизни злосчастный дровосек.
Пламя потухло, не оставив после себя ни уголька, ни дыма. Уильям глубоко потрясённый и дрожавший, как если бы сам чувствовал всё, что было с его отцом, смотрел на деву в золотых одеждах.
«Что его так напугало? Что он увидел?» – воскликнул юноша. – «Это же была ты тогда на поляне».
«Да, это была я», – спокойно отвечала дева. – «То, что увидел твой отец, не должен видеть ни один смертный. То есть истина, то есть смерть приходящая и уходящая. Он узрел себя таким, каким он стал для всего леса».
«Но он не был чудовищем! Мой отец был хорошим человеком!» – запротестовал Уильям.
«То, что хорошо и почитаемо у людей для леса не важно. Здесь свои законы и обычаи. Если человек входит в лес без топора и огнива, без лука и стрел, без ножа и веревки, то лес примет его и защитит при возникшей опасности. И никак иначе. Твой отец увидел себя глазами леса, очами дуба-хранителя. И увиденное привело его к концу».
«Меня тоже ждёт такая же смерть?» – спросил юноша.
«Нет, Уильям, сын Патрика Вильда. На тебя у меня другие планы», – лучезарно улыбаясь, ответила девушка.
«Какие же?» – Сердце Уила забилось вновь часто, когда его очи попали в плен зелени её глаз.
Я полагаю, некоторые подробности излишни, но юный Уильям Вильд вернулся домой лишь на третий день после дня своего рождения, здоровый и невредимый. К тому времени его уже искали братья по лесу, а мать оплакивала старую рубашку сына.
На расспросы домочадцев и соседей, юноша не мог ничего внятно ответить, память его была заволочена, а те три дня напрочь выпали из его жизни. Со временем всё утряслось, все успокоились и приняли вещи, как есть. Лишь некоторые злопыхатели, как же без них, болтали спьяну, что с сыном дровосека произошла та же история, что и с его отцом. Только парню повезло, в отличие от его папаши.
Прошло пять лет. За это время Уильям вытянулся и возмужал, став красавцем-парнем. Настало время и самому обзавестись семьёй. Юноша избрал себе в жёны дочь мясника, темноволосую Марту, своенравную и прескверного характера девушку, что выяснилось лишь со временем после свадьбы.
Про давнюю необычную встречу в лесу Уил так ничего и не вспомнил, да и не пытался вспоминать. Его любимая и заботливая матушка к тому времени умерла от тяжкой хвори, о чём долго горевал парень. За эти пять лет Уильям весьма поднаторел в лесорубном
