предстают пред очи Факундо. Тот прини­мает их с добродушием, сажает вокруг себя, поджидает, пока они успо­коятся и, наконец, спрашивает о причине столь приятного визита. Они молят даровать жизнь офицерам, ожидающим расстрела.

Среди представительниц столь избранной и робкой депутации то слы­шится плач, то улыбка надежды освещает их лица, о милосердии молят все деликатные прелести, присущие женскому полу. Факундо проявляет живое внимание, сквозь бурные заросли его черной бороды можно различить выражение любезности и предупредительности. Он начинает спра­шивать каждую из них, хочет узнать, кто из какой семьи, кто где живет; мельчайшие подробности, кажется, интересуют его и доставляют ему удовольствие; так проходит целый час, они ждут и надеются, и наконец Факундо говорит с выражением самого искреннего добродушия: «Слыши­те эти выстрелы?»

Поздно! Их расстреляли! Крик ужаса вырывается из уст ангелочков, и они разбегаются, будто стайка голубок, преследуемая коршуном. Действительно, их расстреляли. Но как! Построенные на площади тридцать три офицера, начиная с полковника и ниже, встречают смертоносную пулю совершенно обнаженные. Два брата, отпрыски одной почтенной семьи из Буэнос-Айреса, обнялись перед смертью, и тело одного защити­ло от пули другого. «Я помилован,— кричит тот,— по закону я спасен!» Чего только ни отдал бы за жизнь этот наивный бедняга! Исповедуясь, он вынул спрятанный во рту перстень и поручил священнику передать его красавице-невесте; она же отдала взамен свой разум, который до сих пор не вернулся к несчастной.

Кавалеристы цепляют трупы с помощью лассо и волокут их на клад­бище, при этом головы, руки или другие члены остаются на площадях Тукумана на поживу собакам. О! Сколько славных судеб проволокли вот так по грязи! По приказу дона Хуана Мануэля Росаса было убито таким же образом и почти в то же время в Сан-Николас-де-лос-Арройос двад­цать четыре офицера, не считая той сотни с лишним, что пропали при неизвестных обстоятельствах. Чакабуко, Майну, Хунин, Аякучо, Итусаинго! Почему ваши лавры стали проклятием для тех, кто был ими увен­чан?

Если можно что-либо добавить к ужасу этих сцен, то это рассказ о судьбе, выпавшей на долю уважаемого полковника Араи, отца восьмерых детей: взятого в плен с тремя копьевыми ранами на спине, под дулами восьми ружей его ввели в Тукуман пешим, обнаженным, обливающимся кровью. Арая падал от слабости, и ему вынуждены были предоставить постель в одном частном доме. В час исполнения приговора на площади несколько стрелков врываются в комнату, и несчастный, изрешеченный пулями, умирает в постели среди охваченных пламенем простыней.

Знаменитый негр полковник Баркала единственный из командиров избежал этой бойни — ведь Баркала был хозяином Кордовы и Мендосы, и граждане этих городов его боготворили. Он был тем орудием, которое могло еще пригодиться в будущем; кто знает, как дальше пойдут дела?

На другой день по всему городу проводится операция под названием «конфискация». Она состоит в том, что ставят охрану у дверей всех складов, магазинов, лавок, мастерских по выделке кож, хранилищ таба­ка — всюду, ибо в Тукумане не было федералистов. Федералистский плод смог вырасти здесь лишь после трех добрых кровавых поливов Кироги, да еще одного, еще более обильного, что провел в Тукумане Орибе. Сейчас, говорят, в городе есть федералисты, они носят ленты с надписью: «Смерть диким, грязным унитариям!» И можно не сомневаться, что они исполнят свою угрозу.

Вся движимая собственность и стада согласно закону принадлежат Факундо. Двести пятьдесят возов, каждый запряженный шестнадцатью волами, держат путь на Буэнос-Айрес, они везут все, что производится в этом крае. Европейские же товары помещаются на складах старья, а офицеры выполняют роль старьевщиков на распродаже. Все распрода­ется по низкой цене. Более того, Факундо собственной персоной торгует рубашками, нижними юбками, детской одеждой, разворачивает, показы­вает платье, трясет им перед толпой: полтинник, один реал, все хорошего качества; не хватает рук, собирается много народу, на открытии давка, распродажу увенчивает блестящий доход. Но спустя несколько дней замечают, что покупателей становится меньше, и напрасно предлагаются ажурные вышитые платки по четыре реала; никто их не покупает.

Что происходит? Плебс мучит совесть? Ничего подобного. Кончились наличные деньги: налоги, конфискации и дешевая распродажа опустошили карманы жителей до последнего полтинника. Если что-то еще сохранилось в кошельках сторонников Факундо или его офицеров, то вот карточный стол для их окончательного опустошения. На парадных две­рях генеральского дома ссыхаются под солнцем кожаные сумы с день­гами, висят они там всю ночь, без охраны, и никто не осмеливается даже взглянуть на них.

Но не подумайте, что в городе прекратились грабежи или солдаты пресытились добычей. Нет, Кирога повторял потом не раз в Буэнос-Ай­ресе в кругу своих сотоварищей: «Я никогда не позволял солдатам гра­бить, я считаю это безнравственным».

Как-то в первые же дни один хуторянин пожаловался Факундо, что солдаты стащили у него немного фруктов. Тот приказал всем построить­ся, и виновные тут же были опознаны — шестьсот плетей получает каж­дый в наказание. Перепуганный обыватель вступается за них, тогда и ему угрожают всыпать столько же. Таков аргентинский гаучо: он уби­вает по приказу каудильо и не крадет, если на то не было распоряжения. Если вы желаете понять, почему не ропщут эти люди и не восстают про­тив тех, кто ничего не дает взамен за пролитую ими кровь и за их храб­рость, попросите объяснений у дона Хуана Мануэля Росаса, и он пояс­нит вам, какие чудеса способен сотворить страх. Росасу многое известно об этом! Страх заставляет творить чудеса не только жалкого гаучо, но и прославленного генерала, и самоуверенного и чванливого горожанина!

Помните, я говорил, что страх приносит большие результаты, чем пат­риотизм?

Полковник чилийской армии дон Мануэль Грегорио Кирога[335], бывший губернатор-федералист Сан-Хуана и командующий Главным штабом ар­мии Факундо, убежденный, что вся военная добыча суммой в полмиллиона достанется лишь генералу, только что видел, как каудильо надавал пощечин офицеру, что припрятал несколько реалов, вырученных от про­дажи платка, но все-таки решается утаить несколько ценных вещиц, из тех, что скопились в центральном хранилище, и увеличить таким об­разом свое жалованье.

Кража раскрыта, и генерал приказывает привязать виновного к по­зорному столбу, а когда войско возвращается в Сан-Хуан, полковник чилийской армии, бывший губернатор Сан-Хуана, командующий Главным штабом пешком бредет по почти нехоженым тропам в одной упряжке со строптивым бычком. Напарник бычка погиб в Катамарке, а дошел ли до Сан-Хуана бычок, неизвестно! Другой случай: Факундо узнает, что юно­ша по фамилии Родригес, один из самых образованных в Тукумане, по­лучил письмо от бежавших из города; он приказывает схватить его, само­лично отводит на площадь, там велит привязать к столбу и назначает ему шестьсот плетей.