одного стакан, наливает себе и ему и говорит: «Выпейте за здоровье Лавалье!» Обнажаются шпаги, и противник падает мертвым. Наш герой вынужден спасаться и, пробиваясь через полицейские кордо­ны, добирается до Кордовы. Прежде чем явиться на службу, он отправ­ляется к индейцам повидаться с семьей и с тестем и с горечью узнает, что его дражайшая половина скончалась. Он прощается с родней и в со­провождении двух родственников, молодых парней — двоюродного брата и племянника, является к месту службы.

Из военных действий при Чаконе наш герой выходит с подпалиной на виске и с лицом, обожженным порохом. В таком виде и в сопро­вождении двух молодцов, да еще с помощником-англичанином, таким же гаучо, ловким в метании лассо, как сам патрон и его родствен­ники, бежал молодой Наварро в Кокимбо. Был он молод, изыскан в обра­щении и элегантен в манерах, записной щеголь, что не мешало ему, од­нако, завидев забитую скотину, отведать свежей крови. Он все рвался вернуться, и лишь просьбы друзей с трудом удерживали его. «Я военная косточка,—говорил он сурово и внушительно,— война — мое дело». «Пер­вая капля крови, пролитой в гражданской войне,— говорил он в другой раз,—пролилась из моих жил, моя кровь будет и последней». «Мне нет пути без моих людей и без эполет моего генерала»,— повторял он, при­держивая коня. «В конце концов,— воскликнул он однажды,— что скажут мои товарищи, когда узнают, что майор Наварро вступил на чужую зем­лю без своего эскадрона с пиками наперевес?!»

В день перехода через горный перевал произошла волнующая сцена. Необходимо было сдать оружие, но никак не могли придумать, как убедить индейцев, что есть страны, где запрещается появляться с пиками наперевес. Наварро подошел к индейцам, сказал что-то на их языке, понемногу воодушевился, крупные слезы потекли по его щекам, те растро­гались и с сожалением воткнули копья в землю. Уже потом, пустившись в дорогу, индейцы повернули коней и сделали вокруг оставленных копий крут, словно посылая им последнее прощай.

В таком состоянии духа майор Наварро прибывает в Чили и останав­ливается в Гуанде, расположенной в горном ущелье. Там он узнает, что Вильяфанье вновь примкнул к Факундо, и публично объявляет о своем намерении убить его. Изгнанники, понимавшие, что означают такие слова в устах майора Наварро, предприняв тщетную попытку отговорить его, покинули сцену. Предупрежденный Вильяфанье испросил помощи у вла­стей, и ему было дано в охрану несколько ополченцев, которые, едва узнав, о чем идет речь, тут же сбежали. Но Вальяфанье был хорошо вооружен, и с ним было шесть риоханцев. Когда он проезжал по Гуанде, Наварро вышел ему навстречу и, стоя по другую сторону разделявшего их ручья, объявил в торжественных и откровенных выражениях о своем намерении убить его, после чего спокойно вернулся в дом к прерванному обеду. Вальяфанье имел неосторожность остановиться в Тило, местечке, находящемся всего в четырех лигах от того поселка, где жил преступник. К ночи Наварро проверяет свое оружие и собирает девять человек со­провождения, оставляет их в условленном месте неподалеку от того дома в Тило и один следует дальше при свете луны. Проникнув в открытый двор, он криком будит Вильяфанье, спавшего вместе со своими в коридо­ре: «Вставай, Вильяфанье, тому, у кого есть враги, не положено спать!» Вильяфанье хватает пику, Наварро спешивается, обнажает шпагу, при­ближается и пронзает его, затем выстрелом из пистолета подает сигнал своему отряду, его люди бросаются на свиту погибшего — кто-то убит, кто-то спасается бегством. Приводят коней Вильяфанье, грузят на них снаряжение и вместо него следуют в Аргентинскую Республику на со­единение с войсками. Сбившись с пути, они попадают в Рио-Куарто, где встречаются с полковником Эчеварриа, преследуемым врагами. Наварро летит к нему на помощь, а когда конь под его другом падает, уговаривает подсесть к нему на скакуна, но тот не соглашается. Наварро настаивает — иначе и он останется с ним; наконец, он спешивается, убивает своего коня и гибнет рядом с другом. Семья Наварро узнает об этой трагической истории лишь через три года из уст того, кто их убил; для вящей убе­дительности он откопал скелеты двух несчастных друзей. Вся жизнь это­го безвременно погибшего молодого человека столь необычна, что несо­мненно заслуживает этого отступления, чтобы почтить его память.

Во время недолгой жизни майора Наварро на чужбине произошли со­бытия, которые полностью изменили положение в Аргентине. Вошедшее в историю пленение генерала Паса с помощью болас решило судьбу Республики — впрочем, можно сказать, что она так и не была установ­лена в то время, ибо ни законодательство, ни города не сумели укрепить­ся по причине столь непредвиденного происшествия. Ведь Пас, имея войско в четыре с половиной тысячи хорошо обученных солдат и подго­товленный со знанием дела план кампании, обладал всеми возможностями для победы над войском Буэнос-Айреса. Свидетели последующих побед понимают, что его успехи того времени не были случайностью. Мы мог­ли бы присоединиться к хору тех моралистов, что самым случайным событиям приписывают способность менять судьбы империй. В самом деле, то, что с помощью болас стреножили вражеского генерала,— это случай, но вовсе не случайно, что метнули орудие те, кто подминает под себя города,— гаучо Пампы, превратившиеся в политическую силу. Потому мы не ошибемся, сказав, что цивилизация в тот раз была стреножена.

Жестоко отомстив за генерала Вильяфанье, Факундо направляется в Сан-Хуан для подготовки похода на Тукуман, куда отошла армия Кор­довы, утратившая после пленения генерала наступательный порыв. Как и в 1827 году, узнав о прибытии Факундо, все горожане-федералисты выходят встречать его. Но тому не нравились встречи. Кирога посылает вперед отряд, который перекрывает улицу, где собрались встречающие, еще один оставляет позади, приказывает выставить повсюду патрули и по другой дороге входит в город — усердным хозяевам предоставляется возможность провести остаток дня и всю ночь под открытым небом, и они пытаются хоть немного вздремнуть, пристроившись меж лошадиных копыт.

Прибыв на городскую площадь, Факундо велит остановить экипаж посредине, прекратить колокольный звон и вышвырнуть на улицу всю мебель из дома, который приготовили для него городские власти: ковры, драпировки, зеркала, стулья, столы — все сваливается в кучу на площа­ди, и он не спешивается, не удостоверившись, что в доме остались лишь голые стены, маленький стол, один стул и кровать. Пока исполняется приказ, он подзывает ребенка, которому случилось оказаться рядом с экипажем, спрашивает, как его зовут, и, услышав фамилию Роса, гово­рит: «Твой отец дон Игнасио де ла Роса был великий человек, скажи матери, что я всегда к ее услугам».

На следующий день рано утром на площади появляется скамья для приговоренных