– Предсказание древней колдуньи, – напомнила Маша Гупт. – «Уважаемая редакция! Пишут вам из глубины веков».

Новицкий засмеялся.

– И тогда, – продолжал Петя, – размышляя о чаше, я в какой-то момент воскликнул: «Да не растаяла же она, в конце концов!» Кто-то слышал, как я это воскликнул?

– Слышали только, как ты ржал, – мотнула головой Катя.

Петя укоризненно кашлянул:

– И тут меня осенило! Я осознал, что чаша действительно могла растаять, если похититель изготовил ее из льда и, допустим, из пищевого желатина. Охранник должен был поверить, что в пять часов чаша еще была на месте.

– По-твоему, можно сделать чашу из желатина так, что спутаешь ее с настоящей? Там тонкая резьба, а тут какой-то желатин! – заметил Новицкий.

– Конечно, не совсем из желатина! – спокойно ответил Петя. – После желатина остались бы липкие следы внутри витрины, а их нет. Думаю, из желатина изготовили только форму, сама же чаша была из воды с небольшим добавлением чего-то, что дало сладкий привкус. Я просмотрел несколько видео про отливку в желатиновых формах. Это быстро, к тому же такая форма легко уничтожается. Не думаю, что охранник сильно вглядывался в чашу на витрине. Ему важно было убедиться, что чаша никуда не делась. Он посмотрел на нее издали, посветил фонариком и ушел. А к шести часам чаша уже растаяла!

И Петя торжествующе посмотрел на Емельяна.

– И что? – задиристо спросил Новицкий. – Значит, по-твоему, преступник украл чашу и подменил ее на ледяную? А потом настроил кондиционер так, чтобы она растаяла? А смысл? Зачем ему, чтобы чаша таяла?

Петя почесал в затылке.

– Меня это тоже сбивало с толку. Кто-то потратил кучу времени, чтобы снять стекло. Подменил чашу. Вернул стекло на место. Но почему он выбрал лед? Отлей он копию получше, например из пластика, преступление открылось бы только в следующем музее. А тут он как бы сам себя пытался разоблачить!

Емельян слушал его, поглаживая авиабомбу, как поглаживают кошку. Не дождавшись ответа, Петя продолжал:

– Действительно, зачем совершать заметное преступление, когда есть возможность совершить незаметное? Кто-то позаботился, чтобы сделать данную кражу преступлением века. Чтобы она привлекла как можно больше внимания, чтобы о ней писали, говорили по телевидению и одновременно произошла бы она в момент, когда у истинного виновника было алиби! Вот вы, например, что делали после пяти утра?

– Я? – удивился Емельян.

– Да, вы!

– После пяти? – лениво протянул Новицкий. – Точно не помню… Хотя в полшестого мы обычно бегаем с ребятами по пляжу. Хорошо, свежо, не жарко. В то утро песочек, правда, сырой был, но мы все равно бегали.

– Вот именно! Идеальное алиби, не так ли?

Емельян усмехнулся, но усмешка была кривой.

– Ты на что намекаешь? Что чашу украл я? – спросил он.

– ВЫ! – палец Пети взметнулся, целя ему в грудь.

– Интересное заявление… И что навело тебя на эту мысль?

– То, что у вас золотые руки. Нам показывали ваш макет старого города! Мельницы, мечети, горы, сады! Невероятно красиво! – воскликнул Петя.

– Спасибо. Теперь буду делать всё некрасиво, чтобы меня ни в чем не подозревали! – хмыкнул Новицкий.

– А еще фигурки из фруктового льда! Помните, вы нас мороженым угощали? Если вы смогли сделать всех этих медведей, значит, и фальшивую чашу отлить для вас не было проблемой!

– Ну как сказать! Желатин-то нынче дорог, да еще глицерин нужен. Это я как художник говорю, – насмешливо сказал Новицкий.

– Так что, сознаетесь? – обрадовался Петя.

– В чем? Что я бегал по пляжу? Ты сам признал, что у меня идеальное алиби!

– А до этого ночью что делали?

– Ночью я, извините, спал. У меня есть свидетель – бог сна Морфей, – насвистывая, заявил Новицкий. – Но просто ради интереса: когда ты начал меня подозревать? Уже после мороженого? Вот и делай после этого людям добро!

– Была еще история, которая заставила меня задуматься. Тот случай с якобы похищенным смартфоном… Вроде бы мелочь, но совсем не мелочь! – сказал Петя. – Всё было очень театрально. Полицейские отвлеклись на вас. Я тоже отвлекся, но увидел, как Маша что-то быстро убирает со стола. Видимо, на столе оставались какие-то улики.

– Улики? – удивилась Маша Гупт. – При чем тут улики? Я убирала в холодильник продукты!

– Продукты… – повторил Петя, напрягая память. – Да-да-да, точно! Стояли какие-то баночки и контейнер… Но почему бы не убрать их на глазах у полицейских? Что тут такого? Минуточку! Я вспомнил! Перед тем как упомянуть про то, что у вас был похищен смартфон, вы посмотрели на…

Петя сорвался с места и, позабыв, что обещал этого не делать, снова взволнованно забегал. Пока он бегал, кто-то вошел в комнату. Папа Гаврилов увидел директора музея. Марк Иосифович Гупт стоял в полутьме прохода и озирался, недоуменно оглядываясь то на дверь, о существовании которой, похоже, не подозревал, то на Машу с Емельяном, то на Гавриловых.

Папа Гаврилов быстро поднес палец к губам, чтобы Гупт стоял тихо. Тот послушно застыл, отодвинувшись в тень. Ни Маша, ни Емельян его не видели.

– Любопытно, – продолжал Петя. – Молодого человека хватает полиция, а его невеста, кстати, и заявившая о пропаже телефона, вначале убирает в холодильник продукты, а только затем уже колотит полицейского туфлей!

– И зачем же я убрала продукты? – спросила Маша.

– Видимо, потому, что забыли сделать это раньше. Полицейские могли обратить на это внимание и догадаться, что в кабинете ночью кто-то был. И еще деталь: ледяной чаше нужно было где-то застывать! Ваш переносной холодильник для этого тесноват. Скорее всего, вы использовали морозильную камеру музея, для чего вам пришлось вытащить из нее продукты, иначе чаша не помещалась. Форму из желатина вы, конечно, уничтожили, но продукты убрать забыли. Но всё же главным было другое! Амфора – вот главная причина, по которой вы устроили цирк со смартфоном!

– При чем тут амфора?! – воскликнул Емельян.

– А при том! Вам нужно было спрятать настоящую чашу. Причем срочно. Но куда? Возможно, полицейские обыщут музей. Единственное, чего они явно не станут делать – это разбивать другие экспонаты. И тут вам на глаза попадается амфора! Вы помещаете чашу в амфору и сверху чем-нибудь ее засыпаете. Опилками, например. Или скомканными газетами для набивки чучел.

Емельян хмыкнул:

– Курчаво придумано! Только я этого не делал!

– Делали-делали! – спокойно заверил его Петя. – Впервые эта мысль мелькнула у меня, когда вы не захотели выставлять амфору из музея. Ведь вместе с ней пришлось бы выставить и чашу! А в музее она была под охраной!

– Чушь! – сказал Емельян, сердито отворачиваясь.