– Идите в комнату! – велела она.

Варя охотно убежала и вместе с Ритой принялась гладить кошку, занимаясь производством кошачьего электричества. Кошка мурлыкала, обращая излишки электричества в звук. Алёша остался торчать столбиком рядом с мамой.

– Иди в комнату! – нетерпеливо повторила Кристина.

Алёша ушел.

– Вы о скифской чаше будете говорить? – спросила Кристина, твердо глядя на папу Гаврилова. Она явно уже о чем-то догадывалась.

– Да. Мы… э-э… знаем, что в ночь похищения вы были в музее. Прошли через потайную дверь, – сказал папа Гаврилов.

Кристина испуганно выглянула во двор.

– Но мы никому не сказали. Мы просто хотим найти чашу! – успокоил ее Петя.

Кристина нашарила на столе забытую монетку и пальцем двигала ее по полировке. Все смотрели на палец Кристины, и она тоже смотрела на него, словно тоже интересуясь, что он делает.

– Перед грозой у нас убежала кошка. Когда гроза, у нее сознание перемыкает. Однажды в чью-то машину забралась, туда, где мотор. Снизу из-под колеса пролезла, – внезапно сказала Кристина.

– И вы отправились ее искать?

– Да. Вымокла вся, а потом вдруг услышала мяуканье! Там место есть в закутке – повсюду черепица, а с краю шифер. Кошка забилась под шифер и застряла. Я накинула на газовую трубу свой шарф и попыталась залезть. Упиралась ногами в стену.

– Получилось?

– Нет, силенок не хватило, – призналась Кристина. – Дождь льет, кошка орет, я вся мокрая, темно. А тут вдруг что-то загрохотало, вспышка света, страшный удар – и я понимаю, что на крышу музея что-то свалилось. Кошка перепугалась и выскочила из щели. Я схватила ее в охапку – и бегом домой. Дети не спят – боятся, ждут меня.

– Значит, кошка уже была у вас? Но вы всё же пошли через потайную дверь в музей. Зачем? – уточнил Петя.

Кристина молчала.

– Попытаюсь угадать! Из-за того удара, проломившего крышу. Вы поняли, что музей, возможно, заливает. – Петя внимательно смотрел на Кристину, в выражении ее лица ища подтверждения. – И вы позвонили по телефону! Вам что-то сказали, или, может, вы сами о чем-то догадались, и тогда уже помчались в музей через потайную дверь! Так?!

– НЕТ! – крикнула Кристина.

– Да, теперь я точно вижу, что угадал! Вы звонили. Но кому? Глупо сообщать в полицию, что на музей упало дерево. Куда еще сообщать? В МЧС? Вы… Да, я понял! Вы позвонили этой кофте! – по наитию воскликнул Петя, на что-то показывая пальцем.

Кристина обернулась и сдернула со спинки стула кофту с раковинами внутри прозрачных пуговиц.

– Да, – безжалостно продолжал Петя. – Все верно! Вы позвонили хозяйке этой кофты! А теперь скажите, угадал ли я вот тут!

Дальше Петя произнес сбивчивую речь, в которую вплетались слова «сахар», «вода», «кукурузный крахмал», «желатин», «лимонный сок», «глицерин». Кристина выслушала его довольно невнимательно, после чего махнула рукой.

– Погоди! – сказала она, на что-то решаясь. – Я в этом ничего не смыслю. Я больше по горючим материалам специалист. Пусть тебя кое-кто другой послушает!

И, поманив всех за собой, Кристина прошла в дальнюю комнату. Отодвинула пиратский сундук на колесах, и папа Гаврилов впервые увидел дверь с массивными петлями и медной прокрашенной ручкой.

– Прямо каморка папы Карло! И камин на куске старого холста! – сказал он.

Кристина постучала. Два удара и еще два. Прислушалась и опять постучала, на сей раз сильнее и громче. С той стороны стены послышался звук отодвигаемого стула, и дверь открылась. В комнату вошли Маша Гупт и художник-гардеробщик Емельян Новицкий. Маша снимала с лица паутину. У Емельяна в руках была небольшая авиабомба. Он красил ее наваренный круглый стабилизатор ватной палочкой.

– Немецкая! Видно, уже в конце войны ее отшлепали. До сорок третьего немцы очень старательно все делали. Двойная покраска, аккуратная сварка. Немецкое качество, одним словом. А после сорок третьего стали откровенно халтурить. Лишь бы до фронта снаряд довезти или на самолет загрузить, а там уж как-нибудь долетит, – объяснил он Кристине и, внезапно заметив папу Гаврилова и детей, удивленно вскинул брови. – Э! – протянул он, вопросительно оглядываясь на потайную дверь. – Вечер добрый, господа! Вот уж кого не ожидал!

– Привет! – сказала Кристина. – Я знала, что вы с Машей еще на работе. Шорохи слышала за стенкой. Тут вот этот молодой человек рассказывает запутанную историю. Я решила, вам интересно будет послушать…

Емельян Новицкий взвесил на руке авиабомбу.

– Послушаем, конечно! Отчего бы не послушать? – охотно согласился он и сел на стул. Маша Гупт, встав позади стула, за спинкой, оперлась ему локтем о плечо.

Петя заходил по комнате, приводя свои мысли в систему. Ему явно не хватало сейчас его ватмана. Он даже хотел побежать за ним, но махнул рукой и остался.

– Здрасьте!.. Короче, вот!.. Раскрывая это преступление, я совершил невероятное количество ошибок! Отвлекался на незначительные детали. Подозревал кучу невиновных или совсем не в том виновных людей и не видел того, что все время было перед глазами! И только этим вечером я понял, как всё было просто!

– Что «просто»? – спросила Маша.

– Секунду! Всё началось, когда, осматривая место преступления, я зачем-то лизнул лужу под стендом. Матушкин с Ушицыным считали, что лужа – это дождь натек с крыши. Я же ощутил, что лужа сладкая! Понимаете, с сахаром! Там, под стендом была не вода – или не совсем вода!

– Ты можешь не бегать туда-сюда? В глазах мельтешит! – попросил Емельян.

Петя попытался остановиться, но был так взбудоражен, что продолжал маршировать на месте.

– И ещё момент, на который они не обратили внимания! Кондиционер! Его установили на обогрев, причем уже после того, как включили электричество! Иначе все настройки обнулились бы! Я все думал: зачем? В сбой системы я не верил. Значит, кому-то важно было, чтобы зал музея прокалился как парилка в бане!..

– И все эти выводы – из-за сладкой лужи? – презрительно спросил Новицкий.

– Ага, из-за нее! – признал Петя. – Дальше я стал думать вот в каком направлении. В пять утра чаша всё еще была на месте. Охранник ее видел. В шесть утра она уже исчезла из закрытой витрины, что заснято камерой наблюдения. И все. Чаши нет. Самое загадочное похищение века!