Она вздрогнула, сказала, что замёрзла, и сунула руки в карманы кардигана. И вдруг просияла:

– Смотрите-ка! – Она вынула правую руку из кармана и с торжеством подняла единственную смятую сигарету. – Нашла! Будьте любезны, принесите мне спичку, ладно? Несколько штук лежат на каминной полке.

Он нашёл коробок восковых спичек и вернулся к дивану.

– Проклятье, – сказала она, показывая ему сигарету, – переломилась ровно посередине! Почему сигареты вечно делают такими ломкими? Придётся выкурить её в два захода.

Она осторожно разделила обе половинки и вставила одну в рот. Он чиркнул спичкой, и она склонилась к огоньку, подняв при этом глаза на него.

Дженкинс! Он совсем забыл о Дженкинсе. Он задавался вопросом, вернулся ли тот уже оттуда, куда бы ни запропастился. Может, Хэкетт был прав, может, он зашёл куда-нибудь в паб – да хоть в тот же самый «Сноп ячменя», – чтобы уберечься от непогоды и согреться. Но на самом деле Страффорд так не думал. Нет, всё было вовсе не так. Он почувствовал первый приступ настоящей тревоги, холодной, как снежинка, приземлившаяся ему на лоб возле дома архиепископа.

– Забавно, что она умерла именно так, – задумчиво сказала Сильвия Осборн. – Знаете, раньше у меня возникала фантазия на тему того, чтобы столкнуть её с лестницы, – это правда, так и было. Я прямо-таки видела, как подбегаю к ней сзади, на цыпочках, беззвучно, кладу руки ей на лопатки и просто толкаю её, не сильно, но решительно. – Она даже разыграла для него соответствующую пантомиму, роняя сигаретный пепел на грудь кардигана. – Представляю, каково было бы наблюдать, как она падает. Впрочем, я воспринимала это не как падение, а скорее как прыжок, медленный и грациозный, как прыгают ныряльщики, опустив голову и вытянув руки перед собой: вот она описывает дугу, а затем ударяется о плитку в коридоре на первом этаже, как птица об оконное стекло… – Она смолкла, моргнула и посмотрела на него, вытянув шею. – Разве это не ужасно?

Он подумал было взять её за руку, ту, в которой не было сигареты, но не решился.

– Должно быть, она была очень несчастна, – предположил он. – Это правда?

Она всё так же неподвижно взирала на него, слегка подёргивая головой на тонком стебельке шеи.

– Не знаю, – сказала она, – никогда об этом не думала. Полагаю, так и было. Некоторые люди делают страдание смыслом всей своей жизни. И, конечно же, делают несчастными всех вокруг. Наверное, это начинается как своего рода игра, способ развеять скуку или что-то в этом роде, а потом это поведение просто как бы закостеневает и становится образом жизни, и вы уже не замечаете, что с вами происходит. – Она прервалась, тупо глядя перед собой. – Когда живёте за городом, делать-то особо и нечего.

– Да, – сказал он, – я знаю.

Она зажгла вторую половину сигареты от тлеющего конца первой, которую раздавила в пепельнице. Снова сунула руки в карманы кардигана и криво улыбнулась ему. Он заметил, что её левый глаз посажен ниже правого. Именно это придавало её лицу такой несколько перекошенный вид. Ему вспомнилось, что греки отвергали симметрию и считали красивыми только те предметы, которые отклонялись на градус-другой от прямого угла. Миссис Осборн не была красавицей, это точно, и всё же…

– По-моему, вам хочется меня поцеловать, – внезапно сказала она, прервав поток его мыслей. – Это правда?

– Миссис Осборн, я…

Она вынула сигарету изо рта, преодолела на четвереньках неширокий диван и припала губами к его губам. Её губы были холодны. Он почувствовал мимолётное прикосновение острого кончика её языка. Она отодвинулась, но на мгновение осталась на четвереньках, пристально всматриваясь в него и хмурясь, – Страффорд подумал, что она похожа на анестезиолога, который ожидает, пока подействует анестетик. Затем Сильвия Осборн отползла, снова села и натянула одеяло на колени.

– Попробуйте раздуть огонь, а? – сказала она. – А то я совсем окоченею.

Он присел на корточки перед очагом и принялся ворошить уголья. Снаружи те были серыми и рассыпчатыми, но внутри всё ещё сохраняли алый жар. Он нашёл несколько щепок для растопки и затолкал их поглубже в мерцающую золу. Сел на пятки.

– Сейчас разгорится, – пообещал он, – я так думаю.

Следовало бы обнять её и поцеловать как следует – разве она не этого хотела? Женщины никогда не целуют вас без ожидания ответного поцелуя. Он был безнадёжен – неуклюж и неумел. На секунду ему ясно представился пренебрежительный взгляд отца.

Сильвия Осборн сжала окурок половины сигареты кончиками большого и указательного пальцев и высосала из него остатки дыма.

– Знаете, – рассуждала она, – думаю, мы с вами очень похожи. Ни один из нас понятия не имеет, кто мы на самом деле. Вам так не кажется? Я примеряю версии своей личности так же, как примеряю платья в магазине.

– Да, я заметил, – сказал он.

– Правда? Ой! – Сигарета обожгла ей пальцы, и она бросила окурок в пепельницу и стала наблюдать, как из неё поднимается высокий прямой столб серо-голубого дыма. – А что насчёт вас? Разве у вас не то же самое?

– Насчёт меня? Что ж, полагаю, я нашёл предпочтительную версию себя – или, по крайней мере, ту, которая, как мне кажется, наиболее всего подходит к текущему моменту. В смысле, – он улыбнулся, – пока не появится какая-нибудь более подходящая.

Она сделала кислое лицо:

– Везёт вам. – Она подняла руку и внимательно пригляделась – может, была близорука? – к маленьким серебряным часикам, пристёгнутым к её запястью. – Где же эта чёртова Лэтти с моим лекарством? – Миссис Осборн посмотрела на Страффорда, стоящего у огня. Щепки внезапно вспыхнули, и вверх взметнулось бледное пламя. – Подойдите и поцелуйте меня ещё раз, хорошо? – сказала она. – Первый раз как-то не вполне получилось.

Только потом, выйдя от неё, он вспомнил все дальнейшие вопросы, которые собирался задать, в частности, о её брате, паршивой овце Фредди Харбисоне. Не приезжал ли тот в ночь смерти священника? Если так, то впустила его именно она. Он чувствовал, что должен повернуть назад и задать ей вопрос ребром, но так и не смог заставить себя возвратиться в эту душную комнату, так похожую на коробку шоколадных конфет.

21

Он съел омлет холодным. Миссис Даффи, надувшаяся из-за того, что он не пришёл на зов, сначала шумно грохотала кастрюлями и сковородками в раковине, затем взяла соломенную метлу и принялась подметать пол, пока он ещё ел, поднимая пыль и вынуждая его поджимать ноги, чтобы она могла провести под ними своим орудием. Кэтлин, служанка, высунула голову из буфетной,