Остановился на красный свет, глянул в зеркало – вдруг видит,что очкастый пижон вылез из тачки и покупает в киоске букет цветов. Это наработу-то? То есть, может, конечно, там у кого-нибудь день рождения или ещекакой праздник, но красные розы, да еще столько?

Сердце у Сергея в Режим не сорвалось, но екнуть екнуло.

Поотстал он, пристроился за «гольфом» сзади.

Через центр пижон промахнул без остановок, вырулил наВолгоградку. Вряд ли он так далеко на работу ездит, на другой конец города,прикидывал Дронов, это в час пик часа два пропилишь.

И точно. Мужик ехал не на работу. Остановился у жилойпятиэтажки, недалеко от Кузьминского парка.

Меньше часа прождал Сергей во дворе, наугад шаря биноклем поокнам.

Потом из подъезда вышел очкастый. За руку с Марией. И обасмеются.

Сергей тоже засмеялся – так хорошо ему стало, когда он ееувидел, после двести шестнадцати дней разлуки.

Это уж потом, секунд через пять, когда они прошли совсемблизко и стало видно, какая довольная у гнойного подонка морда, Дроновподавился смехом и вцепился руками в руль. Чтоб не убить.

Дело было важное, самое важное на свете, наломать дровнельзя. И Сергей решил не торопиться, теперь никуда не денутся.

Несколько дней ушло на сбор информации, зато он вызнал обочкастом воре всё.

Непонятно было только, что Мария нашла в этом хлюпике. Повсем статьям был Дарновский против Сергея полное чмо: и по внешним данным, и побогатству, да еще женатый. Как это он может жить со своей губастой шваброй,когда есть Мария? Загадка.

Другая загадка: Дронов ни разу не видел, чтобы гнойникобнимал Марию или целовал.

В доме напротив Сергей снял квартиру, поставил хорошуюоптику, с тепловизором, чтоб сквозь занавески было видно. Думал, увижу, как онитам в койке кувыркаются – умру. Но ничего такого не произошло, ни разу. Мария иДарновский обычно просто сидели друг напротив друга и молчали. Или пили чай.Или смотрели телевизор. А вечером он уезжал домой на Вернадского, и онаоставалась одна.

И назначил Дронов день, когда распутает все эти загадки. Иразберется с Марией – раз и навсегда.

Особенный день, десятое мая. Ровно год с тех пор, как увиделее впервые.

Десятого мая всё началось, пускай десятого и закончится.

На подоконнике, рядом с установленной на треноге трубой дляподглядывания (какое-то у нее имелось специальное название, не вспомнить),лежал пистолет. У Мюллера позаимствовал. Не для очкастого подонка – томудостаточно будет разок врезать, как тогда Федулу. Но ударить Марию невозможно.Совсем. Для того и понадобился «Макаров».

Задать ей один вопрос: «Почему?» Ответить она не ответит,но, может, хоть по глазам что-то станет ясно. После одним выстрелом ее, другимсебя.

Такой примерно у Дронова выработался план.

С раннего утра он засел у своей хитрой трубы, подглядывал.Сначала особенно не за чем было. Мария лежала на кровати. Спала. По комнатегуляли солнечные зайчики.

Потом появился этот – со здоровенным букетом, с какими-топакетами. Будто догадался, что день сегодня особенный. Самый последний из дней.Во всяком случае для трех заинтересованных лиц.

Мария надела что-то белое, гнойник накрыл на стол. Бутылкупоставил. В принципе можно было уже идти к ним туда, подводить черту, но Сергеймедлил. Хотел понять, что у них за праздник такой.

И домедлился.

Дарновский, гнида, облапил Марию, стал на ней платьерасстегивать, а она стоит, руки опустила, не возражает.

Дальше Сергей смотреть не смог. Режим вспенил ему кровь,сорвал с места и десять, а может и пять секунд спустя Дронов был уже в доменапротив, возле кожаной двери. В руке держал маленькую сумочку на петле(называется – барсетка). В сумочке пистолет. Не бежать же было через двор сволыной наперевес.

Звонил-звонил, стучал-стучал – не открыли. Ему показалось,что он целую вечность жал на кнопку и молотил по косяку, но это из-заМетронома.

Надоело. Отскочил, двинул по двери ногой. Хороший получилсяудар: створка влетела внутрь, петли вывернуло с мясом.

Навстречу гнойный подонок, по пояс голый. Глаза выпучены,губа отвисла.

А за его спиной, в комнате, стояла Мария, в чем мать родила– точь-в-точь такая, как снилась Дронову по ночам. Тварь!

Роберта этого щуплого он просто толкнул, так что тотподлетел в воздух и плюхнулся на скатерть, а потом вместе со столом завалилсяна пол.

Под ногами у Сергея тоже стукнуло, железом. Ремень барсеткиоборвался. Хрен с ней.

Мария нагнулась, подняла и натянула платье. Это ранилобольше всего. Значит, от очкастого не прикрывалась, а тут застеснялась!

– Ты… с ним? – глупо, бестолково забормотал Сергей. – Ты кнему… почему?

Она смотрела своими глазищами, в которых не было ни страха,ни вины. И, само собой, молчала – немая же.

Тогда он спросил про главное:

– Ты этого, да? Любишь?

Мария кивнула, взгляда не отвела.

Дронов чуть не всхлипнул. Хотя почему «чуть» – всхлипнул, даеще как.

– А… а меня?

И снова она кивнула. Между прочим, смотрела на него ласково,хорошо смотрела. Как в те времена. Сергей перестал вообще что-либо понимать.

– Любишь меня? – переспросил он.

Кивнула в третий раз, да еще подошла и погладила по щеке, поподбородку – Дронова дернуло, как током.

Сзади раздался шорох. Сергей растерянно оглянулся. Этоподонок очухался. Уставился Дронову в глаза, ощерил зубы.

«Хорошо что у меня сумка с пистолетом упала, – подумалСергей, – а то натворил бы я дел. Любит! Она меня любит!»

Он осторожно взял ее за плечи, посмотрел в глаза и убедился:любит, без вопросов.

«Токо-так» стихло. И вообще тихо стало, всё вокругуспокоилось.

Дарновский на четвереньках полз к двери, его шатало изстороны в сторону. Пускай уматывает, его счастье.

– Я… я без тебя… я с ума сошел… – дрожащим голосомпроговорил Сергей. – В натуре сдвинулся.