— Ну и?..

— Наконец я прижал его прямо под телекамерами. Свет,юпитеры, микрофоны к носу! Деваться некуда, ты бы видел, как он провозгласилпатетически: что если даже ему придется кормить сто стариков, то лучшеостанется без штанов и будет голодать, но отдаст последний кусок хлеба,последний ватт электричества, сам согреет их любовью…

Настало угрюмое молчание. Гаврилов завозился, вполголосавыругался. Откин буркнул:

— Красиво сказал. Я тоже подпишусь. И все… тоже. Каклюди. Как люди сердца. Я не хочу ни у кого отнимать кусок хлеба, я хочуспрятать голову в песок, как страус. Я не хочу, чтобы у меня вообще был выбор:кому отдать этот единственный кусок хлеба — моему любимому деду или моемумалолетнему сыну. Пусть кто-нибудь сделает этот страшный выбор, а я затем науже полной продуктов кухне побурчу, что это было сделано негуманно, грубо, чтоя родился слишком рано… или слишком поздно, что моя возвышенная душа противтаких жестокостей и суровостей бытия… Что, собственно, и есть горькая правда.Как ни смешно.

— Какой смех? — спросил тихо Раб Божий. — Мывсе — люди других эпох. Недаром же не уживаемся в этой нелепой… Но чтоделать? Гаврилов прав, перед обществом очень серьезная проблема. Если сдебилами нас как-то да поймут, хоть обвинения в жестокости будут наспреследовать и в могилах, то со стариками так не пройдет. Мы их любим! Это наширодные, любимые. Если мы по молодости и ругались с ними, спорили, враждовали,уходили из их квартир, старались жить отдельно, чтобы вообще их не видеть, тосо временем все больше убеждаемся в их правоте, их мудрости, их непрерываемойлюбви к нам, дерзким и неблагодарным… Ты знаешь, Костя, я все понимаю умом, язнаю четко, что угрожающий рост пенсионеров — гибель всей цивилизации, ноесли меня поставят перед выбором: моя бабушка или я… я лучше сам приму яд иликинусь с крыши!

Молчание было тяжелое, горькое. Наконец Откин спросил как бынехотя:

— А если выбор: твоя бабушка или твоя дочка?

Раб Божий опустил голову:

— Все равно лучше умру я.

Черный Принц заметил:

— И оставишь умирать голодной смертью и бабушку, ималолетнюю дочь. Да, это очень интеллигентно и возвышенно. Одухотворенно даже.Красиво. Но если мы — скифы, если рвем со старой моралью, то нам плевать,как мы выглядим со стороны. Все равно эти придурки… интеллигенты они илидебилы, через какое-то время будут выглядеть и говорить как мы, скифы.

Откин усмехнулся ядовито:

— Дебилы… не будут.

— А интеллигенты?

Откин ответил не сразу, Крылов уловил, что тотприслушивается к звукам из соседней комнаты. Да и сам он, если честно, слушалкорчмовцев-скифов только наполовину, воображение усердно расшифровывалоприглушенные звуки и рисовало самые удивительные картинки.

Похоже, он был не один такой: Раб Божий завозился смущенно,буркнул:

— А что?.. Надо мозги прочистить… э-э… освободить. А товсякая дурь лезет.

Он торопливо исчез. Через распахнутую настежь дверь донессяприглушенный смешок Ольги, сытый и довольный. Впрочем, Раб Божий за собой дверьделикатно прикрыл.

Крылов неспешно вытер рот тыльной стороной ладони, заговорилмягким вкрадчивым голосом:

— Русскую интеллигенцию… в ее нынешнем виде нужноуничтожить как класс еще и потому, что это единственная сила в России, котораяникогда и ни при каких обстоятельствах не признавала свою вину, никогда небрала на себя ответственность за те или иные… нехорошие акты, теракты илизаконы. Русская интеллигенция себя правой считает всегда. Априори. А если ивинит вроде бы, то еще больше расхваливая: вот, дескать, наша интеллигентностьне позволила нам остановить вовремя наступление большевизма, наше хорошеевоспитание не могло противостоять режиму Сталина, и наша терпимость к чужиммнениям позволила в нашей среде жить и действовать всяким там Лысенко, Берии,Шолохову, Маяковскому… То есть мы правы всегда, во всем. Режим не прав всегда,но мы помогать ему не будем исправлять положение в стране и в мире, а толькобудем поливать грязью, ибо так мы косвенно хвалим и нахваливаем себя… Понятно,что такая интеллигенция абсолютно идентична дебилам. Те передают свой дебилизмчерез половые акты, через наследственность, а русская интеллигенция —через тусовки. И то и другое — заразно. И то и другое подлежит санации.

Гаврилов кашлянул, напомнил:

— Я понимаю, мы все подсознательно стараемся уклонитьсяот неприятной темы. Это тоже черта чисто русской интеллигенции… Пусть решиткто-то другой! Что все-таки будем делать со стариками? Мы их любим, это нашистарики. Мы сами в конце концов станем стариками. Так что даже из простогоживотного эгоизма мы должны оберегать наших стариков, чтобы потом оберегалинас. К тому же понимаем, что только неблагополучные цивилизации сбрасывалисвоих стариков со скал, как это делали лица кавказской национальности,оставляли замерзать в лесу, как делали славяне, топили, как делали почти всеприбрежные народы… У скифов не было ни скал, ни морей, потому они просто рубилисвоим старикам головы. Это в нашем обществе не пройдет… Точнее, это начнется,когда все рухнет, когда население озвереет и будет драться за последний кусокхлеба, когда будут умирать от голода не только старики, но и дети, женщины ивсе те, кто не смог озвереть. Но что делать сейчас?

Крылов пожал плечами:

— Не вяжется с современными моральными установками? Темхуже для этих установок. Просто объявим их устаревшими. Все видят, что в самомделе устарели, все смутно недовольны, но как выбраться из тупикапсевдогуманизма, не знают. Мы, скифы, дадим новые установки! Новые и в то жевремя освященные, так сказать, веками и даже тысячелетиями нашей великойистории скифского народа. Великого скифского народа!

Откин спросил настороженно:

— Какие моральные установки?.. Ты знаешь, с этим надоосторожно.

— Они освящены веками, — ответил Крылов,усмехнувшись. — Это со скифского времени пришли моральные установки,запечатленные в поговорках и пословицах: женских могил нет в поле, мужчина впостели не умирает… и так далее, у одного Даля можешь нарыть десятки. Еще непонял? Надо воспеть героический уход из жизни. Надо славить тех, кто сумел уйтииз жизни добровольно, выполнив свое предначертание и ощутив приближение немощи.Создать моду на красивую смерть в старости!

— Но это противоречит христианским…

Гаврилов оборвал себя на полуслове. Владимир-2 сказалзадумчиво:

— А что? Крылов прав. У нас будет своя религия. Та,прежняя, но чуточку адаптированная к современности… А что? Разве христианствоне адаптировалось? Ведь по христианству все науки — богомерзкие, женщиныдолжны ходить только в платках… Скифы поклонялись Мечу, то была героическаярелигия. Жить нужно было сурово и красиво, умирать тоже красиво, а не набольничной койке, когда ходишь под себя, а санитарки тебя тайком проклинают иждут не дождутся, когда же издохнешь…