— Я сказал ему, что никто не знал про икону, и он ответилкак-то странно, и я еще тогда подумал, что он не случайно ее нашел. Но мненекогда было об этом думать. — Большие пальцы ног, когда он шагал, оказывалисьто на светлых квадратиках, то на темных, и его это раздражало, отвлекало отмыслей. — И клиент заказал ему именно лик, а не всю коллекцию. Коллекция нужнабыла только для отвода глаз.

— Какая икона?! — спросил Федор в изумлении.

Услышанное не укладывалось у него в голове.

— Та, что у тебя под курткой была? — живо подхватилаВиктория.

Олег все шагал, и маятник громадных настенных часов, вкотором взблескивал свет, словно шагал вместе с ним.

— Значит, так, — сказал он, остановившись. — Коллекциюследует вернуть в музей, и сделать это надо как можно незаметней. Нужнопридумать, как это сделать. Нет шкатулки, но мы найдем ее и тоже постараемсявернуть. И мне необходимо познакомиться с твоей матерью.

— Зачем?!

— Затем, — коротко и ясно ответил Олег Петрович. — Гена,отвезешь его домой, проведешь разведку и доложишь. Телефоны пробьешь.

— Понятное дело, Олег Петрович!

— Жанну д'Арк тоже домой, а потом заберешь ее машину.

— Значит, так, парень. — Олег подошел к Федору, тотторопливо поднялся, сразу став намного выше хозяина. — Едешь домой и до завтраникому не звонишь и о своих героических подвигах не рассказываешь. Если кражуна самом деле уже обнаружили, к тебе будут вопросы, и ты подробно на нихответишь в том смысле, что ничего не знаешь и в глаза никакую коллекцию невидел. Утром я приеду, и мы решим, как ты будешь ее возвращать. Понял?!

Федор только молча на него смотрел.

На последний поезд метро она опоздала, он ушел из-под носа,и толстая женщина в форме сказала ей, что поездов больше не будет и станциязакрывается на вход и на выход.

На станции было пустынно и просторно, как в кино. Кажется,было какое-то кино, где показывали такие пустые и просторные станции. Там ещекто-то все время куда-то шел и пел: «А я иду, шагаю по Москве, и я пройти ещесмогу…» Дальше Вероника никогда не могла запомнить.

Она побрела к эскалатору, где не было ни одного человека, идвижущаяся лестница поднималась с ровным гулом. Вероника никогда не слышалаэтого гула — должно быть, из-за того, что всегда шумела толпа, захлестываламраморные залы и движущиеся лестницы, выплескивалась на улицы, растекалась вразные стороны.

Вероника ехала вверх, эскалатор слегка подрагивал, как будтоот усталости, и она подрагивала вместе с ним. Она сошла с эскалатора, попривычке прижимая к боку сумку, хотя хватать и тащить оттуда кошелек былонекому, и другая толстая тетка в будке, проводив ее глазами, спросила вмикрофон грубым прокуренным голосом:

— Ну что, Шур, все?..

На улице мело — должно быть, на потепление пошло, — и горелижелтые фонари, унылые до боли в зубах.

Вероника остановилась, пристроила на шею сумку и натянула нашапку капюшон — ветер лез в глаза и уши, кидался снегом.

Федора она не нашла.

Она объехала всех, кого смогла вспомнить, даже школьного егодруга Димку Митрофанова, который давным-давно переехал в дальнюю даль, вБутово, и страшно удивился, открыв ей дверь.

Как еще она адрес нашла, записанный по случаю в какой-тостарой-престарой телефонной книжке!

— О! — сказал Димка, открыв дверь. — Тетя Ника! А выоткуда?!

Он заглянул ей за спину, как будто ожидая увидеть ещекого-то, но никого не увидел и опять уставился на нее. У Вероники к томувремени уже совсем не осталось сил.

Она стянула с головы шапку, привалилась к косяку и спросила:

— Федора у тебя нет?

Димка заржал было, но остановился, увидев ее лицо:

— Да нет, теть Ник, откуда?! Мы с ним с выпускного невидались! А, не, не, видались!.. Когда я из армии пришел! Мы тогда классом собирались!Нажрались еще, помните?

— Я не помню, — выговорила Вероника.

Димка Митрофанов был ее последней надеждой, и, куда ещебежать, где искать, как спасать, она не знала.

И силы у нее кончились.

— Ди-има! — позвали из квартиры. — Дима, кто та-ам?

Димка почесал за ухом. Вид у него был растерянный, как убольшого пса, который не знает, что ему делать: то ли вилять хвостом, то лизалаять по привычке.

— Вы, может, зайдете, теть Ник?..

— Да нет, Дима, я пойду.

— А что с Федькой-то?! Запропастился куда?

— Да, — сказала Ника и улыбнулась вымученной улыбкой. —Запропастился. А я его найти не могу.

Глаза у нее налились слезами, она всхлипнула, тяжело,протяжно, но не заплакала, только на секунду прижала к глазам шапку.

— Да вы не волнуйтесь так, теть Ник! Ну, загулял малость!..Найдется! Может, к девушке поехал или к друзьям! Позвонит, куда он денется! Иливы ему на мобилу позвоните!

— Я звонила. — Ника снова нацепила свою шапку, хотя идти ейбыло некуда. — То ли выключен, то ли деньги на нем кончились.

— Ди-има! Ты чего дверь разинул! Дует!

— Ну, все, Димочка, спасибо, я пойду, — заторопиласьВероника. — Если он тебе позвонит, ты тогда мне сообщи. Наш домашний у тебяесть, должен быть, да?..

— Да все нормально, теть Ник! Не переживайте вы! Найдется!Куда он денется!

— Да, да, — тихо сказала Вероника. — Спасибо тебе.

Почему-то она пошла пешком, и шла долго — до метро было какдо Марса, и она шла и все думала, что ей теперь делать, куда бежать, какспасать сына!

Поднимался ветер, метель начиналась, и между домами былочерно, как в пропасти, и страшно. Вероника старалась туда не смотреть.

Впрочем, ничего страшнее, чем то, что уже случилось, немогло с ней произойти.

Она дошла до метро не скоро и опоздала на последний поезд, итеперь было совершенно непонятно, что делать дальше. Федора она не нашла и самазастряла посреди метели и бурана, на окраине огромного города, где светилитусклые желтые фонари и провалы между домами походили на ворота в ад.

Как она теперь будет добираться?! Где она будет искатьсвоего сына?! Самое главное, казалось ей, найти его, а там они что-нибудьпридумают!

Только бы найти, и только бы с ним ничего плохого неслучилось.

Ну, совсем уж плохого. Такого, что поправить нельзя.

Ведь почти все на свете можно поправить!

Она шла, сопротивляясь ветру, сама не зная куда, иуговаривала себя. Если бы пересттла уговаривать, наверное, упала бы замертво.