— Да-да, конечно, — засуетилась Ника, — проходите,пожалуйста, располагайтесь!

Это «располагайтесь» было совсем уж некстати, и у Федора отстыда за мать покраснели скулы. Однако Олег Петрович не фыркнул оскорбительно ине сказал, что «располагаться» ни за что не станет.

А отец бы сказал, с некоторой гордостью за Олега Петровичаподумал Федор.

Мать забрала у Никонова куртку — легкую, невесомую, смеховым пушистым воротником, пахнущую вкусным одеколоном, и повесила на вешалкуповерх своего пальтишка. Куртка на вешалке выглядела странно, как будто насвалку случайно выбросили новенькое бальное платье.

Мать вернулась в комнату, где было очень много мужчин — такей показалось с перепугу. Она прищурилась на Олега Петровича и потом перевелавзгляд на Гену.

— Может, кофе? Или чаю?

Олег решил, что лучше соглашаться, — она была явно не всвоей тарелке, и кофе с чаем ее отвлекут.

— А у вас есть молоко?

— Молоко? Ах, молоко! Да, есть, наверное. Вы хотите горячегомолока?

Это «горячее молоко» понравилось ему. Собственно, ему иПанург понравился!..

— Нет, я хочу чаю с молоком. Очень крепкий чай и немногомолока.

— И чай наливать в молоко, а не наоборот! — провозгласилаВероника и улыбнулась, как будто устыдилась.

— Совершенно точно, — подтвердил Олег Петрович. — Вы были вАнглии?

— Я читала об английских традициях.

— Нам повезло, — себе под нос сказал Олег Петрович, но так,чтобы она услышала.

Она услышала и покраснела.

На вид ей было лет сорок или около сорока, хотя на самомделе должно быть больше. Есть такие женщины, которые стареют медленно, несмотряна то что не посещают салонов красоты и пластических хирургов! То ли гены у нихтакие, то ли Венера за что-то их любит — или кто там из богинь отвечает заженскую красоту? Афродита, что ли?..

У этой женщины было молодое круглое лицо, ясные глаза, яркийрот и румяные щеки. Короткие волосы торчали в разные стороны и завивалиськолечками. Она была немного полновата и все одергивала водолазку, стесняласьтак, что ли!.. Олега смешило это ее движение, словно она стремилась натянутьэту самую водолазку до колен, чтоб уж точно никто ничего не смог разглядеть!

— Вероника… как вас по отчеству?

— Вероника Павловна, — торопливо подсказала она.

— Вероника Павловна, когда вы узнали, что из Музеяизобразительных искусств украли ценности?

— Вчера, — очень стараясь быть полезной, ответила Вероника.— Вот как раз вчера вечером мне Вера Игнатьевна позвонила, и я сразу сталаискать Федора, потому что какой-то человек мне сказал, что…

Гена стоял посреди крохотной комнатки, как скала, а второй,самый главный, на которого ее сын смотрел как на бога, медленно подошел ккнижным полкам и стал трогать корешки. Совсем как Федор.

— …что они не могут его разыскать и что я должна его найти ипередать ему, что его ищут…

— Я не понял: кто кому и что сказал и кто кого должен найти?

Вероника и сама знала, что говорит слишком быстро и неслишком понятно — от страха так говорит, от неловкости!.. Еще, не дай бог, этотчеловек, трогающий корешки книг большой рукой, совсем не такой, как у Федора,но тоже очень мужской, сочтет ее дурой!..

Щеки у нее вспыхнули, и она прижала к ним ладони.

— Вы недоговорили, — продолжал Олег Петрович, пристально нанее глядя. Хоть бы отвернулся, что ли, не смотрел так пристально!.. — Кто когодолжен искать?

Вероника перевела дыхание.

— Вы… простите меня, пожалуйста, я что-то плохо соображаю. ЯФедора всю ночь искала, а он, оказывается, дома был. Вы… правда хотите нам…помочь?

— Помочь, — повторил Олег Петрович. — Помочь…

Он понимал, что именно она хочет спросить, но объяснятьсяему не хотелось. Собственно, что он мог объяснить?..

Что Василий Дмитриевич был его старик? Его собственныйстарик, и его убили? И он, Олег, теперь должен спасти хотя бы репутациюпокойного — ведь старик на самом деле никогда не имел дела с краденымиценностями, а тут его «бес попутал»!

Или что молодым быть нелегко? И еще что-нибудь про БлезаПаскаля? Или что тогда, в переулке, он увидел странного человека и его жизнь намиг остановилась и пошла в другую сторону?

Или что Федор сопротивлялся тем двоим, хотя сил у него явнонедоставало, а Олег Петрович к сорока годам научился ценить в людях умениебороться? Ну, хоть бы за себя! Или, может, за близких! А за близких Федор тожепытался бороться — за мать и за ту девицу, которая, по всей видимости, и былаглавной вдохновительницей всех его бед! У него явно недоставало сил для этойборьбы, но он же пытался!

Ничего такого, конечно, Олег не мог сказать этой женщине, укоторой, как у девочки, загорелись щеки, когда он вдруг взглянулпопристальней!..

Он и не стал говорить.

— Я оказался замешанным в кашу, которую заварил ваш сын, —сказал он холодно. — Я спасаю репутацию человека, который был мне дорог. Толькои всего.

Это объяснение было понятным и логичным, и Вероника принялаего.

— Вчера у нас на работе была милиция, — начала она. — МарьяТрофимовна, это начальница Фединого отдела, позвонила мне и спросила, гдеФедор. Я сказала, что не знаю, а она передала трубку какому-то человеку, и вотон как раз и велел мне найти Федора как можно быстрее. Он сказал, что это в егоинтересах, и… и все такое. Я сразу кинулась искать сына. Ну, не совсем сразу,потому что…

— Почему?

Вероника вздохнула и опять потянула вниз свою водолазку.

Господи, да что же он так внимательно и серьезно на неесмотрит! Умереть можно от его взгляда! И вообще!.. Ни один мужчина не смотрелна нее так уже лет сто или двести! Петр Ильич не в счет.

— Потому что здесь были те два подонка, — хмуро договорил занее Федор. — Они пришли к нам и… Короче, даже вазу разбили!

— Господи, я забыла про чай!..

— Мам, да ладно, может, не надо никакого чаю!

— Надо, надо, — возразил Олег Петрович.

Вероника протиснулась мимо них, на всякий случай придерживаяводолазку обеими руками, и на кухне сразу же чем-то загремела.

— Значит, чувство юмора и здравый смысл, — сам себе сказалОлег Петрович, повернулся и посмотрел на Федора. — Как можно вернуть коллекциюв музей?

Федор пожал плечами.

— Может, под курткой? Как выносил, так и?..