— Ошалел, что ли? — Это Гена спросил. — Если там следствие,а ты у них первый подозреваемый, под курткой в самый раз нести!..

— Мне нужно, чтобы имя Василия Дмитриевича не всплыловообще. Никогда. Для этого необходимо, чтобы все поверили, что тревога былаложной. Кстати, а кто поднял шум?..

— Как кто? — удивился Федор. — Милиция, конечно!

— Послушай, парень, ты мне полночи рассказывал, что в вашеммузее пылится куча разных вещей, о которых никто даже не знает и которых впринципе невозможно хватиться! Вы никогда их не выставляете, они у вас взапасниках лежат! Это не ты мне говорил?

— Ну, я.

— Тогда почему кражу так быстро обнаружили? Коллекции моглибы еще год не хватиться — и тем не менее хватились, и как раз когда ты еепопер! Почему?

Федор опять пожал плечами.

— Стукнул кто-то, Олег Петрович, — предположил Гена.

— Это понятно. Но кто? Гопники вряд ли стали бы звонить в музейи ментам. Значит, звонил тот, кто знал о краже. Василий Дмитриевич не в счет.

— Заказчик?

— Вот именно. Только не очень понятно зачем. Если ему нужнабыла икона и больше ничего, а об иконе никто не знал, кроме него самого, ипотом стало известно Василию Дмитриевичу, то… что?

Все молчали.

Олег посмотрел сначала на Гену, потом на Федора и осталсяими весьма недоволен. Видимо, они должны были с ходу предложить какую-нибудьверсию событий, а они никаких версий не предлагали.

Федор думал: «Как же он говорит — вернуть все в музей?!Разве это можно?!»

Гена думал: «Бедненько живут, бедненько! И парень такойнервный от бедности!»

Грохнула кухонная дверь, послышались осторожные шаги, иВероника внесла поднос с чайником и плетеной сухарницей.

Олег Петрович покосился на сухарницу. У его матери былатакая же, и в нее так же насыпали «вкусное» к чаю — сухари, сушки иликакие-нибудь немудреные печеньица! Он отлично помнил, как это было радостно —пить чай с сухарями! Макать их в чашку, так чтобы они размокали, и тогда ихбыло очень интересно жевать, они как будто подтаивали во рту, или слизыватьсахар, твердые, остренькие крупинки, которые царапали язык.

Вероника пристроила поднос на ветхий журнальный столик истала доставать из шкафа «парадные» чашки и красиво выставлять их вокругподноса, а Олег все косился на сухарницу, и тут в дверь позвонили.

От неожиданности Вероника выронила чашку, и она неслышнопокатилась по ковру.

— Мама, я открою.

Федор выскочил в прихожую, а за ним двинулся Гена.

— Вы кого-то ждете?

— Да нет, Олег Петрович, ну что вы!.. — Она аккуратновернула чашку на столик, и у нее вдруг задрожала рука. — К нам и так-то никтоне приходит, не то что по утрам!

Она смотрела мимо него, в дверной проем, вытягивала шею, и голосстал хриплым, как будто страх схватил ее за горло.

Прогремел замок, дверь открылась, и Федор очень громкосказал:

— Здравствуйте!

И Гена громко сказал:

— Ешкин кот!

И еще кто-то что-то сказал, и Вероника двинулась к двери, итогда на пороге возникла прекрасная девушка, сказочное видение.

— Доброе утро! — весело поздоровалась она.

— Как это я не догадался?.. — под нос себе пробормотал ОлегПетрович. — Мог бы и сообразить…

— О чем не догадался? — прощебетала Виктория.

За ней показался Федор, лицо у него было очень красное. Генаухмылялся совершенно крокодильей ухмылкой.

Девушка мотала головой, отцепляла зацепившийся норковыйшарф, и в комнате сразу запахло духами и еще чем-то прелестным, как будтовесной, нарциссами, талой водой.

— Откуда ты взялась?

Виктория очень удивилась:

— Приехала на машине, а что такое? Давайте знакомиться, да?Меня зовут Виктория, и мы вчера все вместе… Ну, в общем, мы вчерапознакомились!

— Откуда ты взялась?!

— Нет, ну а что мне было делать?! В институт, что ли,ехать?! После всего, что было?! Как ты себе это представляешь?

Глаза у нее блестели. Она кинула шарф на диван, туда жеполетел и полушубочек, и спросила у Вероники очень вежливо:

— Вы мама Федора, да?

— Да, — сглотнув, сказала Вероника. — А вы… кто?

— А я его знакомая! Нас Олег Петрович познакомил. Вчера.

Олег Петрович хотел было сказать, что он и сам только вчерапознакомился с прекрасной Викторией, и промолчал. Происходящее неожиданно сталосильно его занимать.

Нелегко быть молодым!..

— Меня зовут Виктория, — продолжала девушка, — а вас как?

— Вероника Павловна, — пробормотала та.

— Очень приятно. То есть, по правилам, это вы должны сказать— очень приятно! Мама меня учит, учит хорошим манерам, а у меня они все равноплохие! Ой, вы чай собираетесь пить? А у меня тут как раз… — И она ловко,словно фокусница, откуда-то из-за спины достала квадратную белую коробочку. Накоробочке была нарисована лилия и повязан фиолетовый бант.

Вся компания уставилась на коробку.

— У нас в доме чудная кондитерская. Ну, у меня в доме,конечно, потому что папа за городом живет! — продолжала Виктория как ни в чемне бывало. Она поставила коробочку на стол и стала развязывать бант. — Я купилапирожных. Федор, вы любите пирожные? А вы, Вероника Павловна?

— Ты зачем приехала? — нежно спросил Олег Петрович.

Виктория развязала бант, откинула крышку, полюбовалась накрасоту, потрогала что-то пальцем и облизала его.

— Господи, ну как зачем?! Я же должна знать, чем все этокончится! И как бы я вас бросила одних?!

— Нас одних?! — поразился Олег Петрович.

— Ну да! Мы же вчера Федора проводили до двери, — объяснилаона Веронике, перестав облизывать палец, — и Геночка ему сказал, чтобы утром оних ждал, и я поняла, что утром вы к нему приедете, вот и я тоже приехала! Ведьты бы меня не позвал, правда?! А я же должна…

— Геночка! — рявкнул Олег Петрович.

Гена возвел к потолку смеющиеся глаза.

— А что мне было делать, Олег Петрович? Вика сказала, чтосначала мы Федора завезем, а уж потом за ее машиной поедем, а я человекподневольный.

Что происходит в моей жизни, жалостливо подумал ОлегПетрович. Ну, ведь так не бывает! Или все из-за человека, который привиделсяему вчера в переулке?