— Может, водички? — спросила Мария Викторовна жалостливо. —Налить?

— Мне ничего не нужно. Где же телефон! Куда я его дела?!

— А вы… хорошо искали? — осторожно поинтересовался Федор. —Может быть, ничего и не пропало?.. Может, все на месте?

— Как?! — возмутились в один голос обе Марии Викторовны, аНелечка еще больше округлила и без того круглые глаза, а потом прижала ладонько рту — от ужаса. — Как не пропало?!

— Что вы хотите сказать? — Марья Трофимовна перестала шаритьв бумагах и уставилась на Федора. Из-за очков глаза ее казались выпуклыми, каку лягушки. — Нет, извольте объясниться! Вы хотите сказать, что мы не знаем, чтоу нас в запасниках?! Или, быть может, вы знаете лучше меня?!

— Да нет, но у нас три тысячи семьдесят единиц хранения…

— Если быть точным, три тысячи семьдесят три!..

— И помещение маленькое, — продолжал Федор тихо. — И залилонас в прошлом году, помните? Мы тогда ценности в третье хранилище таскали!

— Не таскали, а эвакуировали! — отрезала Марья Трофимовна. —И не морочьте мне голову, Федор! Сокровищ, бесценных сокровищ нет! А выговорите, что я их не заметила! А в милицию я все-таки позвоню! Где телефон?!Где телефон, я вас спрашиваю?!

Федор пожал плечами.

Мало того, что жалко ее, так еще и стыдно до невозможности!Актерских способностей у него было на копейку, и изображать неведение давалосьему с трудом.

Скорее бы уж все кончилось. Как-нибудь, но кончилось бы!..

В успех кампании, которую они должны были осуществить вдвоемс Викторией, он не слишком верил, но ему было почти все равно — лишь быценности вернулись в музей, где им самое место. Даже если после этого его будутсудить — значит, будут судить, недаром Олег Петрович сегодня утром, когда матьпоила их чаем, высказывался в том духе, что «закон суров, но это закон»! Федорпонял его слова так, что, если ничего не выйдет и его поймают прямо с этойсамой спортивной сумкой, ему придется отвечать — и он ответит! Лишь бы тольковсе кончилось.

Странным образом он совершенно не вспоминал о Светке,которая думала, что кардиган — это пеньюар, и еще говорила, что из него,Федора, ничего не выйдет. Он как-то сразу перестал о ней думать, как будтоотложил на потом. Сейчас он разберется с ценностями, а уж потом со Светкой.

Олегу, который утверждал, что Светка решила отобрать у него,Федора, коллекцию и деньги Василия Дмитриевича, он не слишком поверил, нобеспокойство за нее, ужасное, мучительное беспокойство, отступило, и за это емутоже было стыдно — будто он предал старого друга!..

Светка не была старым другом, а как раз наоборот, новойподругой, но то, что он так легко выслушал все инсинуации в ее адрес, казалосьему предательством. Он еще разберется с этим, но потом, потом, не сейчас!..

— Он приехал на работу, — между тем говорила МарьяТрофимовна в телефон. — Только что. Нет, никуда. Да, пожалуйста, товарищ,приезжайте быстрее! Быть может, он даст ценные показания!

Федор усмехнулся, уставившись в какую-то бумагу. В бумагебыло написано про модель города Иерусалима, изготовленную искусником из городаБремена по фамилии Шольц, а в некоторых источниках — Шульц. Федор когда-тособирался диссертацию писать как раз про модели Иерусалима. Это было его тайнойстрастью. Никто не знал, даже мать, а в отделе русского искусства его простозасмеяли бы!..

— Подойдите, — велела начальница, и он даже не понял, чтоона обращается именно к нему. Лишь только когда она стала махать телефоннойтрубкой в его направлении, а Нелечка зашипела: «Возьмите же, возьмите!» — Федорс грохотом отодвинул стул, подошел и взял трубку.

— Федор Алексеевич?

— Здрасти.

— Добрый день.

— Это милиция, — мстительно подсказала Марья Трофимовна иопять движением фокусника поменяла свои очки. — А как вы думали? Вот сейчас ониточно во всем разберутся.

— Почему вчера отсутствовали на рабочем месте?

— А?

— Почему вы вчера на работу не пришли?

— Зуб заболел, — сказал Федор, насилу вспомнив, какую версиюон выдал начальнице. — А потом я спал. Мне мать только утром сказала, что вызвонили.

— А почему вечером не сказала?

— Когда я пришел, ее не было дома. Она побежала меня искатьи искала до утра.

— Ну конечно, — ироничным тоном протянула трубка. — Она васискала, а вы дома тихо спали!.. Это уж как водится! И подтвердить, что ночью выдома спали, конечно, некому?

Федор помолчал и вдруг вспомнил.

— Соседку можете спросить. С пятого этажа. Ващенкинафамилия. А может, и не с пятого, я точно не помню. Она видела, как я домойвернулся, и разговаривала со мной. Про мать спрашивала.

Трубка замолчала ненадолго.

— Ну, это мы проверим. А вы пока с работы не отлучайтесь!

— Да я и не собирался.

— А мы под вечер заедем. Ваша богадельня до которого часуоткрыта?

— Богадельня? — переспросил Федор.

— Ну, музей, музей!

— До пяти.

— Везет людям, до пяти работают! Ну, и мы к пяти заглянем.Не отлучайтесь!

Федор вернул трубку на телефон и обвел глазами сотрудниц.Они все смотрели на него, как зачарованные. Слово «богадельня» слышали все.

— Когда? — отрывисто спросила Марья Трофимовна. — Когда ониприедут?

— Сказали, к пяти.

— Как к пяти?! А до пяти что?..

— Я не знаю.

— Да, но вчера мне показалось, что они… что самое главное —это найти вас, и вместе с вами сразу найдется коллекция, и честное имя нашегомузея…

Федор подумал, что она абсолютно права.

Он нашелся, и коллекция нашлась, и теперь — может быть! —вместе с Олегом Петровичем им удастся спасти несколько честных имен. Музея, кпримеру. И Василия Дмитриевича тоже.

Марья Трофимовна растерянно переводила взгляд с однойсотрудницы на другую, а с них на телефон.

— Как же это? — Она прижала к груди трясущиеся ручки. —Почему к пяти часам? Они же сказали, что… Как они собираются искать коллекцию,если даже приехать вовремя не могут?!

— Марья Трофимовна, — спросил Федор, — а откуда сталоизвестно, что коллекция пропала?

— Как откуда?! Как откуда, что за вопрос?!

— Ну, мы же с ней не работаем, Марья Трофимовна. Иинвентаризации не было, и к проверке мы не готовились. Как стало известно, чтоколлекция… пропала?