— Но общается с Даней. Я бы на твоём месте сделала котупрививку.

— Меня больше волнует, что здесь делала домработница, —призналась Тамарка. — Неужели у неё шуры-муры с Даней?

— Выбрось эти глупости из головы. Я бы не позарилась натвоего Даню даже в голодный год за мешок верблюжьей колючки. Раз не веришь моейверсии про бешенство, давай лучше выпьем.

— Давай, — живо отреагировала Тамарка. — Я и песенник нашла.Без бокала нет вокала!

И мы выпили, а потом запели. Потом выпили ещё и ещё. Дальшепомню плохо. Помню, я рассказывала ей о какой-то своей несчастной любви,(откуда она у меня только взялась) а Тамарка жаловалась на подлую Зинку,изумляясь, как эта тюха могла её опередить. Потом я вдруг вспомнила про своегоЖеньку, узнав, что дело скоро пойдёт к рассвету.

— Ты знаешь, где здесь выход? — икнув, спросила я у Тамарки.

— Конечно, ведь это моя квартира, — икнув, ответила она. —Выход там же, где и вход.

— Тогда пошли, — сказала я, — со мной не пропадёшь.

И мы пошли.

Куда мы ходили, сказать не могу, думаю, не знает и Тамарка,но домой я вернулась в своём блудном махровом халате, подарке покойной бабули.Халат был надет поверх моего костюма, на ногах ничего не было, точнее ноги былибосые.

Евгений глянул на меня и сказал:

— До свадьбы ты не доживёшь.

И пошёл собирать свои вещи.

— Ты куда? — спросила я.

— Куда глаза глядят, лишь бы тебя не видеть.

— А как же Санька? — спросила я. — Он уже пристрастилсяназывать тебя папой.

Евгений подумал-подумал, зашвырнул вещи обратно в шкаф иотправился в ванную бриться.

Если у вас настроение плохое, если вам хочется плакать, но вдоме есть небритый мужчина — знайте, положение небезнадёжно. Настроение легкоисправить. Достаточно лишь исподтишка понаблюдать за бреющимся мужчиной.Особенно это забавно, если он бреется обычным станком, а не электробритвой.

Мой Евгений брился обычным станком, поэтому я хохотала дожелудочных коликов. Глядя на зверски перекошенную физиономию, я смеялась доупаду, понимая что отразились на ней все его нереализованные чаяния. Потом онгримасу поменял, и я увидела в щель двери отчаянно изумлённого парня, жалобновопрошающего у зеркала как ему быть, потом недоумение сменилось совершенноидиотским любопытством с некоторыми признаками радости. И так далее, ктонаблюдал за бреющимся мужчиной, тот меня поймёт. Смешно, очень смешно, ещёсмешнее от того, что все это на фоне полнейшей серьёзности.

— Что ты там ржёшь? — возмущённо поинтересовался Евгений, неподозревая, что он-то и есть объект моего гомерического смеха.

И тут я сунула руку в карман халата и обнаружила шприц.

Шприц!

Память мгновенно вернула мне все, что произошло этой ночью скотом Тамарки, и я завизжала.

— Час от часу не легче, — сказал Евгений и выглянул вкоридор, где стояла я. — Ты уверена, что не больна?

Ужас мой был так велик, что ответить я не могла и лишьпоказала ему шприц. Евгений насторожился.

— Ты что, обкололась? — с подозрением глядя на меня,закричал он.

От возмущения я пришла в себя.

— Как мог ты подумать на меня такое? — закричала я. —Кажется повода тебе никто не давал!

— Как это никто не давал повода? — ещё больше возмутилсяЕвгений. — Уходишь ночью, приходишь утром в халате, босиком и то ржёшь, какконь, то визжишь, как резаная! Это нормально?

И тут на пороге Красной комнаты появилась нечёсаная Татьяна.Она выпятила свои «арбузы», потянулась, сладко зевнула и спросила:

— Женечка, зайчик, что здесь происходит?

Евгений растерянно посмотрел на неё, на меня и не нашёл, чтосказать. Зато у меня все слова сразу же появились. Я их тут же высыпала наЕвгения, чемодан с его шмотками полетел уже вдогонку.

— И что б ноги твоей здесь не было! — выйдя на лестницу,крикнула я вслед лифту, уносящему мою последнюю, тщательно выбритую любовь.

Татьяна, с непроницаемым видом наблюдавшая эту сцену, судовлетворением отправилась на кухню, предварительно бросив фразу:

— Так ему и надо, импотенту.

Я помчалась за ней. Мне надо было знать.

— Почему это — импотенту? — грозно поинтересовалась я.

Татьяна уже варила кофе и вообще чувствовала себя в моемдоме хозяйкой.

— А разве нормальный мужчина станет всю ночь звонить вморги, когда рядом такая женщина, — ответила она, явно имея ввиду себя.

— Так у вас ничего не было? — удивилась я.

— Может и было, но я спала, как сурок, — призналась Татьяна.

— Не спала бы ты как сурок, если бы мой Евгений… Ах, черт!Зачем же я тогда его выгнала?

Я хотела разозлиться на Татьяну, но вспомнив, что она безпяти минут труп, передумала. Русскому человеку присуще покойникам все прощать.

— Пока ты спала, я все узнала, — сказала я, — на тебяпокушалась Зинка, а не Тамарка. Кстати, надо ей позвонить. Дошла ли до домабедняга.

Я позвонила Тамарке и с парализовавшим меня удивлениемузнала от Дани, что она на работе, то есть в своей компании.

«Вот это сила воли! Вот это здоровье!» — позавидовала я,потому что чувствовала себя абсолютно разбитой.

— А она хотя бы протрезвела? — спросила я.

— Понятия не имею, — возмутился Даня. — На работу она попаласразу оттуда.

— Откуда?

— Это я должен спросить у вас. Где вы были? Половину ночи яне спал из-за ваших диких воплей, потом мы втроём искали вас по всему городу. Яс ног валюсь.

Признаться, я удивилась. Искали втроём?

— Втроём с кем? — поинтересовалась я.

— Со мной, Женькой и котом, — сообщил Даня.

Совесть заговорила во мне. Захотелось тут же вернутьЕвгения, но вспомнив про шприц, я передумала. Потом верну, на досуге.

— Вы правы, — сказала я Татьяне. — Тамарку нашу невозможнокем бы то ни было заменить, если она после такой ночи в компании. Берегите её.

— Уж мы бережём, во всяком случае я. А вот Зинка никого небережёт.

— Кстати, ты знаешь где работает Зинка?

Татьяна задумалась.

— Ну в этой, в лаборатории в какой-то. Да ты позвони ей намобильный. Номер дать?