— Неужели Белка?! — уже восхитилась я.

— Изабелла! — подтвердила Тамарка.

— Ай, да Фрысик! Вот так мэн! А не мог он просто гулять, каквсе мужики? Или ему по зарез надо было все свои увлечения регистрировать?

Тамарка даже руками всплеснула.

— Значит ты ничего не поняла! — закричала она. — Не мог он,не мог! Конечно не мог! Он же влюблялся, понимаешь, по-настоящему. До одуривлюблялся, но при этом, как уже позже выяснилось, не разлюбливал остальных жён.

Я обалдела:

— Вот это да!

— Вот-вот, — подтвердила Тамарка.

— Так что же это выходит, он и до сей поры, до самой своейсмерти всех вас любил? — изумилась я.

— Примерно так же, как и мы его: и любил и ненавиделодновременно. И мы же не дуры, собрались в кучу и крови изрядно попортили ему.У него научились, все под марку любви и заботы.

— Так-так, — загорелась любопытством я, — и что же тамдальше с этой Белкой было?

— А с Белкой получилось элементарно. Ты же её слабостизнаешь. Любовь Прокопыча не свернула её с верного пути. Наша красоткаразнежилась, конечно, на этой любви, загордилась и пошла дальше мужиковпокорять. Ну, мы ухо востро держали, быстро прознали и пустили Прокопыча понужному следу.

— Так это вы организовали ему разоблачение Изабеллы? —наконец-таки прозрела я.

Тамарка возмутилась даже:

— Как могла ты, Мама, сразу о нас так не подумать? Мы иорганизовали. Хитростью у Белки выведали где с любовничком она время проводит иПрокопычу сообщили. Он туда, а она… В общем, не виноватая я, он сам пришёл.

— И в жёнский клуб Изабеллу тут же и приняли, — подытожилая.

— Именно, — подтвердила Тамарка, — а там уже Татьяна нагоризонте замаячила. — У нас уже жизнь кипела. Я за Даню вышла, Прокопыч тожеубивался, бегал за мной, страдал, а сам за Татьяной ухаживал.

— Да что же он за мужик ненасытный такой? — изумилась я.

Тамарка развела руками:

— Обычный мужик. Видно природой им сделано, каждомусоздавать свой гарем. Прокопыча воспитание странное его подводит и жадностьненормальная какая-то. Видно в детстве мать его рано грудью кормить бросила,вот он теперь и тянет к себе все, за что зацепился. А тут ещё и природа своёдиктует. Я его лишь тогда поняла, когда завела кота. Кот же у меня домашний, наулицу не выходит, боится улицы хуже Дани. А сексуальные проблемы как-то решатьнадо, вот я и обратилась с этим вопросом к ветеринару. Наивно спросила, можеткошечку ему завести. И знаешь, что ветеринар мне ответил?

— Что?

— Мало кошечки. Исстрадается ваш кот, облезет, исхудает ирано умрёт.

— А сколько ж ему, заразе, надо? — удивилась я.

— Не меньше четырех для нормальной жизнедеятельности, а там,чем больше, тем лучше.

Сильно, должна сказать, меня это впечатлило. Это что жеполучается? Мучаем мы, оказывается, своих котов… Тьфу, простите, мужей! Мужейсвоих мучаем и в положение их никак не входим, одной-то кошечки им мало, имминимум четыре подавай. Для нормальной жизнедеятельности. Может потому они унас и спиваются, болезные, от сексуального однообразия.

— Ты с Даней этот вопрос как-нибудь решаешь? — строгоспросила я. — Должна ему деньги выдавать и к этим, к девочкам по вызовуотправлять. Видишь как подошёл к этому вопросу твой Прокопыч, цивилизованноподошёл, а Даня тут бедный сидит целыми днями с котом.

— Не волнуйся, — успокоила меня Тамарка. — Ишь какразволновалась.

— Что — не волнуйся? Так ты решила с ним этот вопрос или нерешила?

— Конечно решила. Я его кастрировала.

Передать не могу, как я испугалась.

— Боже! — закричала я. — Кастрировала Даню?

— С ума сошла? Конечно же кота. При чем здесь Даня? О нем иречи нет. Лучше выпьем давай.

— Давай, — охотно согласилась я, всей душой радуясь за Даню.

И мы выпили.

— С Татьяной все было так же, как и со всеми предыдущими, —закусывая, продолжила Тамарка. — Прокопыч влюбился в Полину, но долго морочитьТаньке голову он уже не мог. Тут уже были мы, мы её и просветили по какомуповоду худеет наш Дон Гуан.

— И научили как действовать, — догадалась я.

— А как же! У нас уже шла глобальная борьба сразу внескольких направлениях. Каждая рвала Прокопыча на себя, стараясь побольше отнего отщипнуть, но и каждая помнила обиды. Тут же мы интриговали друг с другом,раздувая пожарче этот костёр обид и разочарований. Сплетни великая сила. Времяот времени мы кооперировались, когда возникала в этом нужда, и тогда ужеПрокопычу было жарко от любви нашей общей. Особенно кооперировались мы, еслиречь шла о новой претендентке на брак с ним.

— Точнее будет — претендентке на членство в вашем жёнскомклубе, — заметила я.

— И здесь ты права, — одобрила Тамарка. — В ходе жизни такойу каждой, думаю, появилась своя причина желать ему зла. Лично я задумала местьс этой компанией. Ведь я лукавила — не Прокопыч, а я придумала наше акционерноеобщество.

Я оживилась, потому как длинные перечисления злоключениймногочисленных жён Фрысика уже несколько меня подутомили.

— Ну-ну, — воскликнула я, — в этом месте, пожалуйста,поподробней.

— Собрались мы как-то с Зинкой и решили, что мало онпомогает нам. А тут ещё инфляция покатила, а у Зинки ещё бабушка умерла иприличное наследство оставила, да и у меня было скоплено кое-что, что в любоймомент могло демократией нашей накрыться. В общем, подкатили мы к нему с этойидеей, ну, чтобы он, пользуясь своими связями, а их у него к тому времени уженемало было, денежки удачней помог вложить. Он нам это общество и организовал.

Я с недоверием уставилась на Тамарку:

— Скажешь тоже, так все просто — взял и организовал. Аденьги-то на чем вы делали?

Тамарка нервно дёрнула плечом. Когда касалось денег, онавсегда нервничала.

— Все тебе скажи, — рассердилась Тамарка. — По-разномуделали. На масле подсолнечном, на зерне. По югу эмиссаров своих рассылали, тезакупки делали. На первых порах ездила даже сама по Дону по Кубани. Скинулисьмы вчетвером: я, Зинка, Прокопыч и Танька. Прокопыч организовал нам общество,нас четверо учредителей, акции выпустили, меня управлять поставили. Я натридцать процентов сделала вложений, Зинка на двадцать, Прокопыч на сорок иТанька, она тогда была его женой, на десять. На эти бабки и раскрутились.