Тамарка вздохнула:

— Вот, Мама, теперь ты знаешь, какой он был кобель?

— Ничего я не знаю. Здоровый мужик — весь кобель, и это нечерта характера, а половой признак. Мы же обсуждаем человеческие качестваФрысика.

Тамарка окончательно пригорюнилась.

— Человеческие качества… Вот ты меня подозреваешь, — пьяноплача, призналась она, — а я его убивать не собиралась. Я простить не могу ему,стервецу, что не дожил он до того дня, как готова будет моя месть. Всю жизнь яэту месть вынашивала, растила, ненавистью своей удобряла, слезами обид поливалаи что же? Этот негодяй берет и загинается с ножом в груди! Где жесправедливость?

Надо сказать, что к тому времени коньячок пробрал меня, яуже начала забывать зачем пришла и сбиваться на человеческие чувства.

— Никакой справедливости! — согласилась я, всей душой жалеяТамарку, причём, без всяких видимых причин.

Приободрённая мною, она продолжила, бия себя в грудькулаком:

— Рана здесь, Мама, рана незаживающая! Эта сволочь умеетужалить! Всю жизнь мне поломал! Изувечил душу мою! Чем бы ни занималась, что быни делала — всегда думаю только о нем.

— Да что же ты о нем думаешь-то? — изумилась я.

— Как отомстить! Отомстить хочу страшно! Всегда эта мысль вголове у меня!

Тамарка грохнула по столу кулаком, пьяно обвела глазамикомнату и, наткнувшись на меня, отшатнулась и тут же доверчиво спросила:

— Слушай, Мама, а может я мстительная?

Я уже было и задумалась, но сообразив, что как бы и нечем,брякнула первое, что на ум пришло:

— Есть признаки.

— Э-хе-хе, — кивая головой, мечтательно вздохнула Тамарка. —А ведь начиналось все как красиво… Эх, Мама, ты не знаешь, какой Прокопычмужик… Нет уж таких мужиков и не будет. Что мой Даня против него? Тьфу! Гнида!Слизняк!

Признаться, таким поворотом я была озадачена, посколькуразогналась уже ненавидеть Фрысика и поворачивать оглобли не могла.

— Да сволочь он! — робко напомнила я.

— Не сметь! — снова грохнула по столу кулаком Тамарка. — Несметь моего Прокопыча! — и слезы заструились у неё по щекам.

Я притихла.

— Знаешь, какой чистый он, искренний, добрый, — с блаженнымвыражением на лице продолжила Тамарка. — Если что случится со мной, все бросити прибежит. Когда поженились, я надивиться на него не могла. Если увидит, что яногти свежим лаком покрыла, сам, ты прикинь, сам! Сам посуду моет. Поест и тутже моет, и свою и мою, и говорит: «Я сам Томочка, ты ручки испортишь.» И таквсегда: «Ах, Томочка, у тебе болит головка?» И сразу таблетку мне и все —лежать, лежать! А он за тряпку и давай по дому! Все уберёт! И каждое утро наподушке апельсин. Ты же знаешь.

Я знала: апельсины Тамарка обожала, обожает и, видимо,всегда будет обожать.

— А нежный какой, а тактичный, а находчивый, а весёлый, алюбил меня ка-ак!!! — здесь Тамарка живописно закатила глаза. — Передать немогу какую любовь демонстрировал! Ромео и Джульетта просто жалкое подобие. Япросто смеялась с их любви, потому что после Прокопыча Ромео этот казался мневершиной самонадеянности и эгоизма.

— Слушай, — изумилась я. — Да как же ты его такого любила?Женщины обычно не любят таких. Уж слишком все приторно. Вот если б изредкадавал в глаз, вот это да! Тогда действительно!

— Не волнуйся, и это было, — заверила Тамарка. — В разумных,конечно, пределах. Ревнив был, но себе не позволял. В гостях все вниманиетолько мне. Бабы от зависти заворачивались. Сами к нему лезли, а он ни-ни.Такой красавец и ни-ни. Представляешь?

— Представляю, — заценила я.

— Передать не могу в какой я пребывала идиллии, — с жаромпродолжила Тамарка. — Счастливая засыпала и счастливая просыпалась. Знаешь чтотакое счастье? — неожиданно спросила она.

Я отшатнулась:

— Боже меня сохрани! Откуда в России счастье? А я не хочуотрываться от народа.

— Вот. А я знаю. Счастье, это когда ты чувствуешь, чтосчастлива.

— Очень ценное наблюдение, — ехидно заметила я.

— Ценное, — не обращая внимания на моё ехидство, продолжилаТамарка. — Потому что редкий человек испытывает такое. Моменты у всех бывают, ачтобы жить счастливо — это нет. А я жила счастливо, в душевном комфорте. Иду,бывало, по улице и чувствую, что счастлива. И радость такая, аж грудьраспирает. Или на работе, или у подруги — как подумаю о Прокопыче своём, таксчастье меня и охватит!

— Ты вот что, — возмутилась я, — ты о мести говори давай. Осчастье заладила она. Счастья этого у меня у самой завались — каждый деньдостаёт: то курит, то бросает, а то вдруг спортом заниматься начнёт да ещё именя заставляет. Так что, лучше давай о мести.

И тут Тамаркины глаза та-ак сверкнули, что даже и струхнулая.

— О мести?! — загремела она. — Могу и о мести! Вотспрашиваешь меня, почему ополчилась на Прокопыча я. Да как же тут неополчиться? Ведь когда мужик обычный, ну, как мой Даня, тут и не ополчишьсясильно. Видишь — ни то ни се, но вроде и то и это, и как-то любит вроде, иопять-таки уже мой, ну и смиришься с ним. На достоинства и недостатки егоразложишь и живёшь. На любовника не тянет, а на мужа сгодится.

— И с Фрысиком так надо было, — посоветовала я. — А непринимать его близко к сердцу.

— Да как ты не поймёшь, что нельзя так с Прокопычем! —рявкнула Тамарка.

Я втянула голову в плечи и решила молчать, раз вошла она враж такой.

— Ведь Прокопыч вползает в душу незаметно, змеёй, а жалитнеожиданно и смертельно. Когда я уже привыкла к счастью своему, когда ужеповерила, что вечно так будет, он, вдруг, раз и…

— Бабу себе завёл?

Тамарка горестно покачала головой:

— Хуже.

— Что же хуже? — опешила я и испугалась: — А-ааа! Неужелизаразу подцепил?!

— Точно, подцепил заразу… под названием любовь. Влюбился мойПрокопыч. Если б бабу завёл, может и легче мне было бы, а он не завёл, а наглазах таять стал. Отношения наши не изменились, он таким же, как был, остался:ласковый, участливый, понимающий, а в глазах тоска. Ляжет, помню, на кроватьлицом к стене и вздыхает, мучается. Не ест, не пьёт и не жалуется. Молчит истрадает.

— Из-за Зинки что ли? — изумилась я.

— Точно, из-за Зинки. Уж не Знаю какими тараканами своимиприворожила его она, но влюбился Прокопыч крепко. Хотя, тараканами заниматьсяона уже при нем стала, а тогда она вообще микробиологом была. Из Пензыприехала, замуж по-быстрому выскочила, но с мужем первым своим не ужилась исоставлять заявление о разводе к моему Прокопычу, значит, пришла. Он тогда ещёначинающим адвокатом был, настоящей практики не имел, только эти писульки иписал. В общем, увидел Зинку эту плоскую, влюбился и боролся с собой водиночку.