— Томик, захвати и меня, — ласково попросила я.

— Мама, а ты что здесь делаешь?! — испугалась Тамарка.

— Дожидаюсь тебя.

— С ума от тебя можно сойти, Мама! Что ещё случилось?

Я выразительно уставилась на лбов и спросила:

— Прямо сейчас сообщить?

— Ладно, пошли домой, — махнула рукой Тамарка, знакомотпуская свою охрану.

Дома она прямиком отправилась в ванную, в целях экономиивремени предложив мне присутствовать при своём омовении. Я не возражала, потомучто слишком давно знала Тамарку, изучила её вдоль и поперёк, и ничем она меняудивить не могла.

— Ну что там у тебя, Мама? — спросила Тамарка, снимая чулки.— Черт, синяк. Откуда у меня на ляжке синяк такой?

— Это всего лишь старческая сосудистая сетка, — вежливоподсказала я.

— Иди ты к черту, Мама, — ни с того ни с сего рассердиласьТамарка. — Это синяк. Ну, да ладно. Что там у тебя стряслось?

— Тома, — строго сказала я, — зачем ты покушалась наТатьяну?

Тамарка, а она уже снимала свои панталончики и стояла наодной ноге, чуть не упала.

— Мама! — закричала она, прыгая по ванной и всеми силамистараясь сохранить равновесие. — Прекрати свои штучки!

Я подошла к ней, взяла бедняжку под руку, давая ейвозможность мирно расстаться со своими панталончиками.

— Э-хе-хе, — злорадно заметила я, — а животик-то у насподвисает. И целлюлита у нас тьма. А все бизнес, бизнес, будь он проклят. С ниммы себя так и запустили, а пора, пора меры принимать.

— Я уже замучилась их принимать, — посетовала Тамарка,поскорей прыгая в ванну, чтобы скрыться с моих глаз, чтобы я ещё чего-нибудь наней не рассмотрела. — По триста долларов в неделю уходит на этот целлюлит. Чемтолько меня не мажут — все зря. Так с чего ты взяла, что я покушалась наТатьяну? — резко поменяла она тему.

Видимо, смерть Татьяны была Тамарке значительно приятнейцеллюлита.

— Ну как же, только мы поговорили с тобой и ровно через часТатьяну бросают под колёса автомобиля, — сообщила я, присаживаясь на край ванныи выдавливая в воду пенную жидкость.

Тамарка пробкой выскочила из воды.

— Что? Таньку под колёса?! — завопила она.

— Не нервничай, она жива, — успокоила я, — если тебе это,конечно, приятно слышать.

— Конечно, приятно, — заверила Тамарка. — Накануне собранияэто был бы полный крах. Татьяна единственная, на кого я могу твёрдорассчитывать. Если Полька и Белка до собрания доживут, они будут голосоватьпротив меня.

— Почему ты так уверена?

— Потому что они всегда делали так, как хотел Прокопыч, а онхотел голосовать против меня.

— Нет, ты ничем не лучше Татьяны, — изумилась я, — такпросто сообщаешь мне об этом. Кстати, зачем ты убила Фрысика?

Тамарка округлила глаза, потом тут же зажмурила их,характерным движением рук зажала уши и нос и нырнула под воду.

— Мама, ты невозможная, — сказала она, выныривая, фыркая иразбрызгивая воду. — Зачем мне убивать Прокопыча?

— Все причины ты только что перечислила сама, — напомнила я.

— Мама, ты невозможная!

— Это ты уже говорила.

— Мама, что это на тебе? — показала она на мои серьги сбриллиантами приличного размера.

— Сама знаешь что, — ответила я.

— Так почему бы мне сейчас не убить тебя? Это тоже выгодно.Сниму серьги, а тебя вывезет Даня.

— Куда?

— Да хоть на мусорную свалку, — усмехнулась Тамарка. — Всеравно скоро сама отправишься туда, если, конечно, совесть у тебя есть.

Мне стало противно от её чёрного юмора. Можно подумать онамладше меня. Кто бы говорил.

Я фыркнула и хотела её послать, но не успела, Тамаркапослала меня сама.

— И вообще, иди ты к … матери! — с чувством сказала она. — Яже не разбойник, чтобы действовать такими методами. С такими методами место набольшой дороге. Если я, Мама, всякий раз для решения своих проблем начнухвататься за нож, затрудняюсь сказать сколько народу в Москве жить останется. Ине только в Москве.

— Кстати, — вспомнила я, — почему ты наврала мне с акциямиФрысика? Почему сказала, что их будут делить? Ты же сама ими управляешь какхочешь.

Тамарка посмотрела на меня, как бы соображая придуриваюсь яили действительно не знаю почему она наврала.

— Мама, ты невозможная, — наконец сказала она. — Зачем мнеспускать на себя тебя? Ты мне надоела со своими неожиданными выводами. То яубила Изабеллу! Потом я убила Полину! Теперь Татьяну! Потому и наврала, чтобыты не вопила, что я убила Прокопыча. Зачем мне отрицательные эмоции. Ядостаточно их получаю при одном твоём появлении, к чему же усугублять? Потримне лучше спинку.

Тамарка протянула мочалку и повернулась ко мне своей жирнойспиной.

— Кто же тогда пытается убить Польку, Белку и Татьяну? —спросила я, кое-как елозя по этой спине мочалкой.

— Ах, Мама, теперь мне это уже все равно, — вялооткликнулась Тамарка и гораздо энергичней добавила: — Ну, три же лучше,сильней, чтобы спина горела!

— Почему тебе все равно? — поинтересовалась я и, озлобляясь,крикнула: — Да тру из последних сил! Что ещё тебе надо?!

— Мне все равно, потому что теперь мне ясно: Танька непереметнулась на сторону Зинки, — сказала Тамарка и вырвала из моих рукмочалку. — Толку от тебя никакого, — рявкнула она. — Кто так трёт?

И она яростно принялась натирать себя, казалось, ещё немногои искры посыпятся от её спины. В считанные секунды Тамарка побагровела.

Я задумалась. С одной стороны я чувствовала — Тамарка мне неврёт. Врать она, как и любой человек, умела, но делала это лишь тогда, когдаобстоятельства вынуждали. Сейчас не вынуждали. Кто мне этот Фрысик? ЕслиТамарка призналась бы, что его убила она, как бы я поступила?

А вот не знаю. Убивать людей плохо. Во всяком случае дружитьс Тамаркой мне расхотелось бы. К тому же она не знает, что Фрысик мне никто.

— Думаешь я поверила, что ты собралась замуж за Прокопыча? —словно подслушав мои мысли, спросила Тамарка, подставляя себя под душ. — Сразу,в общем-то, поверила, а потом, подумав — нет. Кто-кто, а ты не такая дура и вмужиках разбираешься. Прокопыч был сволочью!

И эта туда же!

— Да почему вы все так на него ополчились? — возмутилась я.— Именно потому, что разбираюсь в мужиках, могу сказать: он был умница!