– Да уж, похож на социопата. Поехали, – лейтенант Стоун захлопнула чёрную кожаную папку, и полицейские отправились на поиски семьи Гриценко.

Растрёпка сидел на супружеской кровати, обхватив голову обеими руками. По полу были разложены свёрнутые использованные подгузники.

– Что это? Так было, когда ты вернулся? – спросила Ким Стоун, указывая на них.

– Нет, это я разложил, – еле слышно ответил Растрёпка.

– Зачем? – настойчиво уточнила Ким.

– Потому, что я скучаю по своему малышу! – неожиданно вскрикнул Растрёпка и, повалившись на кровать, завыл.

С презрением посмотрев на него, Ким вышла из спальни. Сержант Берри сидел в маленькой столовой и возился с фотоаппаратом.

– Сними все комнаты. Мне также потребуются снимки обуви в коридоре и подгузников. Один из подгузников прихвати в качестве вещдоков, плюс, я хочу всё, что есть в его пепельнице и мусорном ведре.

– А ты куда?– Я опрошу соседей, – ответила Ким.

Вдова Магнуссон сразу поняла, в чём дело, увидев женщину в полицейской форме, шагающую по направлению к её дому.

– Вы насчёт соседки и детей? – спросила она, открывая дверь, – у меня их нет.

– А что вам о них известно? – Ким Стоун не была удивлена. Старушки-соседки всегда в курсе того, чтоб происходит рядом с ними.

– Они живы. Мать забрала детей и уехала обратно в свою страну.

– Откуда вам это известно? – у Ким лоб заломило от напряжения.

– Я сама отвезла их в аэропорт сегодня утром, – с достоинством ответила вдова Магнуссон, думая о том, как сейчас гордится ею Элвис, – не хотите ли чашечку чаю?

Соучастие, похищение, пожилая женщина получает условный срок, – отвратительные мысли вихрем пронеслись в голове Ким.

– Да, я выпью с вами чаю, – ответила она и последовала за старушкой.

– Он бил её, мисс. Он закрывал её, оставлял одну, мучал эту женщину. Это хорошо, что она уехала, для детей хорошо, – старуха пожала плечами и включила чайник.

– Вы знаете номер рейса? – жестокая борьба завязалась внутри Ким.

– Нет, зачем мне это знать, – ответила старуха.

– Не беда, спасибо за информацию, – Ким резко поднялась из-за стола, – до свидания!

– Мы же ещё не выпили чаю! – возмутилась вдова.

– Я спешу, – ответила Ким и вышла.

В аэропорту Ким выяснила номер рейса и время вылета Катерины и детей. Самолёт ушёл точно по расписанию, значит, сейчас они должны быть где-то над Атлантическим океаном. Время прилёта в Шереметьево было указано как шестнадцать часов завтрашнего дня, значит, нужно протянуть ещё хотя бы три часа до получения ордера. Меньше всего лейтенанту Стоун хотелось, чтобы мать посадили за решётку, обвинив в международном похищении, а детей отдали в руки этому социопату.

Ким заехала в кофейню «Туллис», взяла себе двойное американо и устроилась в углу, на диване. Она раскрыла это преступление без труда. Гораздо тяжелее было покрыть его. Протянуть, промямлить, дать ей уйти и не дать погибнуть в руках этого подонка. Ким пила обжигающий кофе и оглядывалась вокруг.

Как назло, в кофейне не было ни одной матери, зато два отца, типичные представители верхнего эшелона среднего класса, забавлялись со своими детьми. Один из отцов, лет тридцати, усадил трёхлетку к себе на колени и поил его шоколадным молоком из пластикового стакана. Второй – как соль на рану, качал младенца в автолюльке одной рукой и размешивал сахар в чашке другой.

Похищение ребёнка одним родителей лишает второго прав, гарантированных ему нашей конституцией и сводом законов Соединённых штатов. Своим бездействием, умышленным торможением дела, следователь Ким Стоун попирала конституционные права этого плаксивого, эгоистичного негодяя. То, что он бил свою жену, было известно многим. Об этом знали соседи, полицейские, да и друзьям этой семьи, наверняка, тоже было ясно. Но, перед лицом закона, это не значит, что его можно взять и лишить фундаментального человеческого права – видеть, как растёт твой ребёнок, как он улыбается, качать его в автолюльке, поить шоколадным молоком.

Это – Сиэтл, штат Вашингтон.

Ким обжигалась, но пила кофе, терзаясь и наказывая себя. Она очень много знала о домашних мучителях. Ей была хорошо известна ужасающая статистика – семьдесят пять процентов жён, убитых мучителями, погибают в течение месяца после ухода от своего партнёра. И тридцать процентов всех женщин, убитых в Соединённых Штатах, погибают именно от домашнего насилия. И, при этом, семейные суды давали и продолжают давать отцам-насильникам видеться с детьми, определяя режим свиданий.

Взгляд Ким застыл на красном стаканчике. Всего два года назад это было в её практике, – отец убил двоих детей во время свидания, а затем – порешил наблюдателя и покончил с собой. Мучители так мстят своим жертвам за собственные раны, ревнуя их к матерям, как в детстве ревновали своих матерей к их партнёрам. Дети погибают, а в лучшем случае – получают глубокие психические травмы от продолжения общения с теми, кто бил, насиловал, издевался. А суд – правой рукой выдаёт защитный ордер, а левой – выписывает разрешение на встречу с монстром, отправляет в логово к дракону.

У отца тоже есть права. Все люди допускают ошибки, американское общество принимает отцов с их недостатками и слабостями. Для алкоголиков и наркоманов у нас существуют реабилитационные программы, для мучителей – курсы принудительного лечения. Пусть отцы смотрят, как растут их дети, чего бы это ни стоило.

Перед глазами Ким Стоун поплыли образы детей, погибших от рук своих отцов: Райан и Мерфи, пяти и семи лет, задушены во время визита в попытке отомстить их матери за то, что ушла. Лейла, двух лет, – отец не хотел платить алименты и утопил её. Джонатан, трёхлетний мальчик, избитый до смерти отцом через две недели после развода.

Рот ли привык к горячему, или кофе остыл, – трудно сказать. Ким Стоун пила горький напиток большими глотками, вспоминая детей, – как они выглядели на месте преступлений и на фотографиях в папках дел, которые тоже не нуждались в раскрытии.

Отец и трёхлетка, сидящие напротив, выпили своё шоколадное молоко и засобирались. Ким поглядела на часы, подумала несколько секунд и поднялась, чтобы взять себе ещё кофе и сэндвич с тунцом. Спокойно поесть, протянуть время, дать им долететь до России, которая не выдаёт своих граждан. А потом уж – хоть Интерпол, хоть трава не расти.

Природа стейка

Молодой белохвостый олень осторожно ступал по свежему снегу, задирая голову и принюхиваясь. Старик сидел, почти не шевелясь, на кряжистом дереве, метрах в двенадцати от оленя. Несмотря на то, что вашингтонская зима уже вступила в свои права, одет он был в лёгкую куртку. Вопреки рекомендациям местных егерей, старик опять не надел оранжевый жилет, и даже не подумал раскошелиться на камуфляж, но, зрению неопытного оленя, недоверчиво вглядывающегося в переплетение ветвей, он был практически недоступен.