– Прощай, малыш. Езжай в Россию, учись быть русским! Но! – старуха сделала паузу и распрямилась, глядя на Катерину, – не забывай, что ты был рождён на земле свободных и в доме храбрых3!

Слезы брызнули из глаз Катерины, как у клоуна, она крепко обняла вдову Магнуссон:

– Спасибо за всё!

– Не стоит благодарности. Я просто рада за тебя, прощай, – старая американка протянула худую венистую руку и вытерла слёзы этой незадачливой русской, села в машину и завела мотор. Тронувшись с места, она опять физически ощутила присутствие Элвиса. Король разместился на заднем сидении, вдова даже чувствовала запах бриолина, исходящий от его шевелюры.

– Ты знаешь, детка, настроение у меня просто отличное, несмотря на паршивую погоду, вруби-ка нашу любимую, – произнёс Элвис.

– «Jail house rock»?! – старуха с удивлением подняла седые брови.

– Не, «Don’t be cruel» – ответил Элвис.

Ушла

Дождь лил бесконечным потоком уже третий день подряд, – это голодный Тлалок4 гневался и подыскивал себе жертву. Растрёпке и дела не было до этого синемордого, как он называл Тлалока, он просто в него не верил. Вернувшись с работы, он сразу обнаружил то, что не могло не расстроить: машина жены стояла припаркованной, как обычно, но, стекло с водительской стороны было открыто и в салон уже порядком набежало дождевой воды. Курила она, что ли? Ей же нельзя.

Растрёпка со злостью провернул ключ в замке наружной двери, вошёл в квартиру и крикнул с порога:

– Катя!.. Катя, мать твою! – Растрёпкой овладела ярость. Оставила машину открытой под дождём, кто теперь будет сушить салон?

Катя не отвечала. Не разуваясь, Растрёпка прошёл в зал. Необычно гулкий стук от его ботинок отрикошетил в область темени страшной догадкой. Пусто, в квартире было пусто. Не было здесь ни коровы-жены, ни пасынка, ни его собственного, родного, маленького сыночка. Растрёпка всё уже понял, знание вязким облаком висело в опустевшей квартире и проникало в него всё глубже с каждым шагом: цок, цок по паркету, – их нет и не будет, цок, цок, ты допрыгался, рыжий, ты перегнул палку, в чём-то ты был, всё-таки, не прав. Цок, цок, цок – три шага до спальни.

– Катя! – отчаянно и с надрывом выкрикнул Растрёпка, всё же, надеясь увидеть жену свернувшейся в калачик на кровати, хотя, он знал, что привычки спать днём у неё не было. Постель была пуста. Кроватка малыша тоже.

– Матвей! – Растрёпка с шумом выдохнул и кинулся в комнату пасынка. В комнате Матвея тоже никого не было; на кровати мальчика не осталось даже белья, голый матрас непривычно пестрил мелкими полосками.

Растрёпка схватился за телефон как за спасательный круг. Непослушными пальцами набрал привычный номер, – аппарат жены был отключен. Знание поглотило его. Растрёпка понял всё: жена вышла из-под контроля. Теперь все эти уютные вечера, секс, ужины, сказки, компьютерные игры, торты со свежими ягодами – в прошлом. В будущем – поиски, одиночество, алименты. Растрёпка повалился на диван из чёрного кожезаменителя, обхватил кудрявую голову обеими руками и взвыл: «Су-у-ука!»

Синемордый бог ацтеков заглянул к нему через широкое окно и облизнулся. Что может быть вкуснее, чем расстроенный мучитель? Тлалок причмокнул от удовольствия и от души шарахнул молнией.

Плакса-вакса

Сержанту Берри просто везло на этого Сергия Гриценко, это заметили все в отделении. Сначала – визит плачущей жены этого негодяя, потом – жалоба старухи-соседки, далее – дело о краже со взломом в кабинете психолога, Джоан Эшлей, главным подозреваемым по этому делу проходил, кто бы вы думали? Мистер Гриценко! И вот теперь этот персонаж явился в полицейское отделение сам, об этом Винсенту доложила дежурная секретарша Тиффани, хорошенькая толстушка, испытывающая глубокий интерес к уголовному делопроизводству.

Сержант Берри только вернулся с обеденного перерыва и взялся за свою почту, как Тиффани, прикрыв рукой микрофон на наушниках, зловеще прошептала:

– Винси, там твой мучитель явился собственной персоной, у него что-то стряслось, и он хочет поговорить с офицером полиции.

Винс сразу понял, о ком речь: мучителей у него на участке было раз, два и обчёлся. Неприятное предчувствие поселилось в животе сержанта Берри, но, он поборол его, подхватил планшет с пристёгнутой к нему ручкой и вышел в коридор.

Растрёпка сидел на кресле у стенда «Наши герои – вчера и сегодня». Его заплаканное, покрытое алыми пятнами лицо выглядело жалким, контрастируя с портретами гордо позирующих самодовольных героев американской полиции.

– Чем я могу вам помочь, сэр? – заботливо поинтересовался сержант Берри, брезгливо разглядывая парня с репутацией мучителя.

– Моя жена пропала, и пропал мой малыш… Мой маленький малыш пропал, его нет дома… – Рот у Растрёпки был перекошен к низу, как у пятилетней девочки, которой не купили игрушку.

– Расскажите подробней, при каких обстоятельствах это произошло? – Винс взялся за ручку и заскользил ею по планшету, стараясь не упускать деталей. Дурное предчувствие не отпускало, кружась в животе полицейского.

Из сбивчивого рассказа Растрёпки стало ясно, что он вернулся с работы и обнаружил машину жены открытой под дождём, самой же её дома не было, дети тоже пропали.

– Сэр, мы обязательно разыщем вашу семью, прошу вас успокоиться, – произнёс сержант Берри. В его мыслях конденсировалась чёрная туча подозрений, отгонять которую с каждым словом Гриценко было всё сложнее. Неужели он их… Нет, это слово произнести было невозможно, даже думать о нём не хотелось. Перед глазами Винса стояла плачущая жена Гриценко. Почему он не арестовал его тогда? Берри составил протокол, дождался, пока Растрёпка прочитает и подпишет его и вернулся в офис.

– Код десять-пятьдесят семь5, – передал он, поднеся к лицу рацию, и бросил Тиффани свой протокол.

У той округлились глаза.

– Неужели… – прошептала она.

Без суда и следствия

Следователь в отделе по борьбе с домашним насилием, лейтенант Ким Стоун, ненавидела мучителей. Для неё эта борьба была личной, как и для многих других в полиции. Получив протокол об исчезновении миссис Гриценко и её детей, Ким взялась за дело немедленно и вызвала сержанта Берри к себе в кабинет.

– Винс, что скажешь? Ты с ним знаком; каков из себя этот парень? – тонко выщипанные брови следователя соединились в сердитую стрелку на переносице.

– Типичный домашний мучитель, – Винс хотел, чтобы его оценка звучала компетентно, но, красота Ким Стоун сбивала его с толку.

– Что говорит твой инстинкт? Они живы?

– Честно говоря, лейтенант, я не знаю. Я попросил Тиффани подготовить тебе номера дел, в которых этот чёрт проходит подозреваемым или персоной интереса. По-моему, таких четыре только в нашем отделении.