Стыд обжигает меня изнутри.

– Почему ты раньше этого не говорила?

– Нужно было, наверно. Стыдно.

– Тебе стыдно? За что?

– Не удержала мужика. Работу нормальную так и не нашла. Вас не вытягиваю!

– Кто тебе сказал такую глупость?

Пожимает плечами, такой простой и беспомощный жест, как у меня, когда я пытаюсь объяснить что-то, чего сама не понимаю. «Просто так получилось».

– Наверное, все.

– Да плевать на всех! – взрываюсь я. – Кто эти все? Нам самим должно быть дело до нашей жизни! Тебе же нравится твоя работа!

– Так, я хочу, чтобы ты понимала, – отвечая, она старательно отводила глаза, совсем не как меня учила. – Это временно. До тех пор, пока не найду нормальную работу.

– Но ты же там счастлива! Я же видела!

Она задумалась, чем бы возразить.

– Там хорошие люди. Даже начальство. Но, Сашка, эта работа… это же не работа. Я просто еду людям раздаю. Посуду мою. Когда у меня будет нормальная работа…

– Знаешь, что я поняла недавно? – перебиваю я. – То, что не нравится, всё равно не получится, как ты ни бейся.

– Как геометрия?

– Нет, тут другое. Геометрия мне… нравится, – сказала я и вдруг поняла, что тоже произношу эту правду вслух. – Просто раньше я думала не про геометрию, а про оценки. Если что делала, то ради них, и всё получалось как-то на отвали. Но чаще не получалось вообще. Ты же несчастная была, когда за своими отчётами-балансами сидела. И что, много денег заработала?

Теперь она смотрит на меня, глаза широко раскрыты, помешивает ложечкой остывший чай. Наверное, за последний год это самое длинное, что я ей сказала, почти речь.

– Ты не думай о деньгах, их хватает. Анька на бюджет поступит, сто пудов, а мне… мне много не надо. Тебе же нравится работа, и ты же людям помогаешь.

– Это вам я должна помогать. А не чужим людям за деньги.

– Мам! – я не сразу узнала свой тон и вдруг поняла, что слышала его у тебя. – Глупости какие. Ты же сама говорила: думайте своей головой, будьте самостоятельны! Ну, вот у нас с Анькой руки-ноги-головы на месте, мы самостоятельные давно. А то, что денег мало, так все в долгах, мы не одни такие. И что теперь?

– Я думала, вы будете меня презирать.

– Что?!

Я не замечаю, как вскакиваю. Когда нервничаю, пытаюсь делать какие-то движения, пусть хотя бы ходить из стороны в сторону. Мы с мамой подумали об одном и том же по-разному. И в этот момент словно шаровая молния взорвалась в моей голове. Так вот как обычно и бывает. Люди думают о разном и по-разному, потому что они разные. Вообще все. И если бы мы раньше просто поговорили об этом, вот как сейчас говорим, мы бы не…

Мама, думаю я. Мамочка.

– Мам, давай просто… рассказывать друг другу то, что думаем, предполагаем. Иногда, ладно? Иначе как друг друга понять? Мы же не телепаты.

– Тогда давай, твоя очередь.

– Хорошо. Про что ты хочешь узнать?

– Самое главное. Расскажи мне про этот твой… Про «Огненную звезду».

Я задохнулась воздухом, который только что набрала в лёгкие. Разве это главное? А вдруг ей будет неинтересно? А если не понравится? Но я посмотрела маме в лицо и медленно начала:

– Когда-то в дальнем космосе жила одна раса, внешне похожая на людей…

✎

Мама разрешила не ходить в школу до конца недели. То есть четверти. Я лежу на кровати, как оглушённая рыба, слышу разговор по телефону из коридора.

– Нет, не придёт. Да, болеет. Ничего серьёзного, но в школу не пойдёт. Мы разберёмся. Да что вы говорите! Представьте себе: здоровье дочери важнее. До свидания.

Потом мама приходит и гладит по голове так нежно, что хочется потянуть время и дальше делать вид, что сплю. Но я открываю глаза и слушаю то, что и так уже знаю. Меня оставили на осень по геометрии. Внутри меня что-то завопило сиреной: «Осталась на осень! Позорная двоечница!» Но голос мамы затыкает этот, чужой, говорит, что ничего страшного не случилось, но потом нужно будет прийти в школу на занятия, с этим ничего не поделаешь. Не сейчас, не сейчас. Отдохни, не думай об этом. И я не думаю. На этот раз я засыпаю по-настоящему.

И просыпаюсь вечером, когда возвращается Анька. Она грохает ящиками, отдавая вещам всё то напряжение, что сдерживала весь день: сначала на работе, а потом на курсах.

– Ну ты, блин, даёшь! Знаешь, как мы перепугались?

Я виновато улыбаюсь. Анька садится на мою кровать и достаёт из сумки что-то прямоугольное. Твою фотографию, ту самую, что порвали. Нет, совсем новую, не похожую на карточки, какие продают в «Сорок два».

– На работе распечатала. Фотобумага. Круто получилось, правда? Как была!

– Спасибо, – я проталкиваю слова сквозь ком в горле, получается хрипло. Мне нравится, что Анька не пытается ничего выспрашивать, ведёт себя как обычно. Плюхается на кровать, на ходу снимая кофту.

– Короче, так. С этими вашими – как их там, за забором тусуются? – я провела воспитательную беседу.

Я замираю, привстав на локте. Анька переодевается в домашнее, закручивает волосы в пучок и продолжает:

– Ты почему не сказала про группу с… мемами? Там материала на целую статью. Уголовную!

Оказывается, пока я торчала на крыше, а мама и Сирил искали меня, Анька провела настоящее расследование. Нашла в классе порванные фотографию и мысленную книжечку. Разыскала этих, вытащила к директрисе, а там пригрозила школе судом… и заставила этих удалить группу и видео, которое они сняли в классе.

– Жаль, ты не видела, как они извивались ужами на сковородке! «Это не я, это она, не моя идея!» – спародировала голос Сучки так, что я не выдержала, рассмеялась. – Уговаривали директрису родителям не звонить! Только что контрольную на пятёрки написали… отличницы херовы.

Я давно не видела Аньку такой. Когда она в своей правоте уверена – стены сносит. И сейчас вот смакует момент, упивается властью.

– А директриса что?

– Она вертелась не меньше. Потом, когда мелких отправила. Просила в полицию не заявлять. Я сказала, что мы это ещё обдумаем. Ты в курсе, они там все решили, что я уже адвокат или типа того! Нагнала, короче, страху.

– Зачем?

Анька внезапно посерьёзнела.

– Потому что давно надо было. Надо было отмудохать их, чтобы мало не показалось! Чтобы на всю жизнь запомнили!

– Но ты же говорила, надо уметь самой постоять за себя.

– Это по-разному можно. Я вот так могу. И ты научишься. Сань… если бы я знала… то