положение, мы должны осветить по-новому саму проблему негритянской литературы, усомниться в правильности ее нынешней ориентации.

Существует, однако, культура негра, которая обращена на него и только на него, культура, которая, хорошо или плохо, содействовала формированию его самосознания, воспитывала тот эмоциональный настрой, который побуждает к деянию. Культура эта вырастает на основе двух источников: негритянской церкви и живого фольклора негритянского народа.

Именно через двери церкви американский негр впервые ступил в храм западной цивилизации. Пребывая в тенетах рабства, оторванный от своего африканского наследия, негр, сражавшийся за право иметь религию в пору своего невольничества в 1820— 1860 годах, в сущности, боролся за человеческие права. Эта борьба носила относительно прогрессивный характер в той мере, пока религия помогала смягчать страдания и ощущение безысходности. И сегодня для миллионов негров архаические формулы христианского учения остаются все еще действенным способом мировидения, связи с обществом и человечеством, единственной возможностью утверждения себя как личности.

Но именно в фольклоре, рожденном в самых суровых и бесчеловечных жизненных обстоятельствах, негр достиг наиболее полного самовыражения. Блюзы, спиричуэлс, народные побасенки, передаваемые из уст в уста, присказки о мужчинах, которые нашептывает черная мать своей черной дочери, та сокровенная мудрость, которую черный отец передает своему черному сыну, рассказы о сексуальном опыте, которым на смачном жаргоне делятся подростки, собирающиеся где-то в подворотнях, рабочие песни, звучащие под палящим солнцем,— все это и составляет то богатство, в котором проявлялось народное сознание.

Естественно предположить, что в нынешнем столетии негритянские писатели в своих художественных поисках направят усилия на то, чтобы сформировать более тесные, социально значимые, глубокие связи со своим народом. Однако иллюзия, согласно которой с помощью личного успеха негритянские писатели сумеют избежать горькой участи, уготованной их народу, отвращает от этого пути, Так сложились две культуры: одна, адресованная негритянским массам, грубоватая, стихийная, неписаная и непризнанная, и другая, рассчитанная на детей и дочерей набирающей силы негритянской буржуазии, бескровная, анемичная, манерная и невротическая.

Вопрос ныне стоит следующим образом: будет ли негритянская литература обращена к самому бытию и сознанию негритянских масс, воздействуя на них и побуждая к решению новых задач, или она так и останется просительницей, умоляющей признать, что негры тоже люди?

3. Проблема национализма в негритянской литературе

Подчеркивая разницу между той ролью, которую негритянская литература сыграла в жизни негритянского народа, и той ролью, которую ей надлежит сыграть в будущем, мы выполняем задачу исторической значимости. Памятуя, что негритянская литература в большей мере была ориентирована на белую, нежели на негритянскую аудиторию, не следует закрывать глаза и на то, что ничего не было сделано для развития ее специфического и весьма яркого национального элемента. Между тем присутствие национального начала в характере негра несомненно. Психологи* чески этот национализм сказывается во всей негритянской культуре, и особенно в фольклоре.

В условиях, не позволявших неграм иметь четких, заботливо выращенных форм культуры, именно фольклор запечатлел память народа, историю его борьбы. Не изображенные в красках или камне, нашедшие негромкий отзвук в стихах и романах, наиболее впечатляющие образы негров, исполненные духа надежды и свободы, все еще бытуют в изменчивом потоке устной речи. Сколько Джонов Генри жило и умирало на устах черного народа? А сколько мифических героев погибало на устах народа, не имевшего интеллектуальных возможностей для самовыражения? Негритянский фольклор вобрал в себя в несравненно большей мере, чем другие виды искусств, коллективистский дух жизни негров в Америке. Пусть те, кто посмеивается над национальной спецификой негритянского быта, обратятся к фольклорному наследию, живому и мощному, вырастающему из осознания общности жизненных условий и общности судьбы. Здесь коренятся те живые начала, через которые утверждаются жизненные ценности и происходит формирование новой культуры, рождающейся из форм культуры старой. И в начальной стадии этого процесса, когда люди только приходят к пониманию источника своих бед,—цивилизация, в них повинная, обрекается на гибель. Негритянский фольклор остается самым мощным оружием негритянского писателя, призванного оттачивать его во имя грядущих суровых сражений, которые станут испытанием веры людей в самих себя.

Национальные аспекты негритянской жизни столь же отчетливо проявляются в социальных институтах черных, как и в его фольклоре. Есть негритянская церковь, негритянская пресса, негритянская общественная жизнь, негритянский спортивный мир, негритянский бизнес, негритянская школьная си<ртема, мир негров, людей свободных профессий, короче говоря, «существует негритянский образ жизни в Америке. Не негры выдумали его, они выражают себя через свои институты и привержены к своему особому образу жизни, поскольку он был навязан им извне под угрозой веревки линчевателя, штыка и кулачного права толпы. Те скромные крохи американской цивилизации, которые негры получали со стола капитализма, добывались ими через эти специальные и изолированные институты. Нет нужды их приукрашивать. Многие из них двуличны и некомпетентны, но это все, чем негры владеют, и любой шаг, будь то в сторону прогресса или, напротив, реакции, осуществляется через эти институты на том: простом основании, что все прочие каналы закрыты. Негритянские писатели, стремящиеся влиять на сознание негритянского народа, должны формулировать обращенные^ к нему призывы в соответствии с теми идеалами, той идеологией, которые порождены подобным образом жизни, основанном на насилии и подавлении.

Социальные институты негров заключены, словно в тюрьму, в рамки политической системы Джима Кроу на Юге, которая в свою очередь базируется на плантационной феодальной экономике. В этом объяснение эмоционально выраженного группового чувства, озадачивающего столь многих и вызывающего неприязнь к тому, что белые именуют «черным шовинизмом». Последний есть, в сущности, не некая органически присущая неграм черта, а следствие условий жизни, глубоко укоренившихся в южной почве.

Негритянские писатели должны принять национальные особенности своего существования, но не для того, чтобы их поддерживать, а для того, чтобы их трансформировать и преодолеть. Они должны принять концепцию национализма, чтобы изменить ее, а для этого ее необходимо попять, ею надо овладеть. Националистический дух в произведениях пиеателей-негров должен означать высшую степень общественного сознания. Национализм такого рода подразумевает понимание своей ограниченности, равно как опасностей, с ним свя занных: он знает также, что его цели недостижимы в условиях капиталистической Америки...

Для негритянских писателей, даже в большей степени, чем ДЛЯ негритянских политиков, национализм—сложный и противоречивый феномен, все аспекты которого не могут быть рассмотрены в настоящей работе. Среди негритянских рабочих и представителей негритянского среднего класса дух национализма жив, он проявляется в сотнях разнообразных форм. Но если писатели-реалисты будут изображать жизнь своего народа вне широкого социального контекста, вне национальных тенденций, вне революционной значимости этих самых тенденций, они с неизбежностью окажут дурную услугу негритянскому народу и оттолкнут их Возможных союзников В борьбе за освобождение. Если писатели, будь то белые И