Он преданно улыбнулся ей:

– После того раза он совершенно не болит, миледи.

– Очень хорошо, но ведь вы не постесняетесь, если он заболитснова?

– Нет, миледи.

Подождав, пока она не исчезла из виду, он повернулся кдругому лакею:

– Вот благородство, а?

– Леди до мозга костей, – согласился тот. – В точноститакая, какой, по вашим словам, была с самого первого дня, ничуточки незаважничала и не изменилась.

– Она станет для всех нас настоящим Божьим даром, –предсказал О'Мэлли, – и для хозяина тоже, как только согреет его постель. Онадаст ему наследника – и он будет несказанно счастлив.

Нортроп стоял у входа в бальную залу, выпрямившись, какчасовой, в постоянной готовности объявлять имена запоздавших гостей, вереницейтянущихся мимо него. Виктория приблизилась к дворецкому, чувствуя, что у нееподкашиваются ноги.

– Дайте мне перевести дух, – умоляюще попросила она. – Апотом объявите о нашем приходе. Я ужасно нервничаю.

Когда он взглядом знатока окинул молодую леди, стоящую передним, на его суровом лице появилась едва заметная улыбка.

– Пока вы переводите дух, миледи, позвольте мне сказать, какя наслаждался вчера, слушая в вашем исполнении бетховенскую Сонату фа-минор.Это моя любимая.

Виктория была так тронута и так удивлена неожиданнойсердечностью строгого служаки, что чуть не забыла о шумной, веселой толпегостей в бальной зале.

– Благодарю вас, – мягко улыбнулась она. – А какую частьсонаты вы больше всего любите? Нортроп ответил.

– Завтра я сыграю ее для вас, – пообещала Виктория.

– Вы так любезны, миледи! – ответил он и официальнопоклонился. Затем он повернулся к зале и объявил:

– Леди Виктория Ситон, графиня Лэнгстон, и мисс ФлоренсУильсон.

Казалось, удар молнии поразил толпу приблизительно изпятисот гостей, оборвав разговоры и заглушив смех; все разом обернулись, чтобывпервые воочию увидеть девушку из Америки, ныне носившую титул матери, нокоторая вскоре, когда станет супругой лорда Филдинга, будет носить более громкийтитул.

Итак, пред гостями предстала богиня с золотисто-каштановымиволосами, облаченная в переливающееся сапфирово-голубое платье в греческомстиле, так гармонировавшее с ее сияющими глазами и плотно облегавшее ее тонкую,гибкую фигурку. Бросавшие медно-золотистые отблески волосы на затылке былиподобраны и ниспадали в виде густых блестящих локонов, перевитых тесьмой ссапфирами и бриллиантами. Они увидели скульптурно выточенное лицо удивительнойкрасоты с высокими, тонко очерченными скулами, совершенный нос, полные губы икрошечную интригующую ямочку в центре подбородка.

Никто из присутствующих не поверил бы, что у царственнойюной красавицы от панического страха чуть ли не подгибаются колени.

Море безымянных лиц чуть отступило. Виктория вплыла в залу,и неожиданно из толпы появился Джейсон. Он протянул руку, и Виктория машинальноухватилась за нее, как за спасательный круг, оглядывая залу округлившимися отужаса глазами.

Наклонившись к самому ее уху, как если бы он хотел отпуститьинтимный комплимент, Джейсон сказал:

– Вы напуганы до смерти, не так ли? Хотите ли, чтобы я сразуначал представлять вас сотням гостей, или предпочитаете станцевать со мной итем самым дать им возможность тщательно рассмотреть вас?

– Ничего себе выбор… – шепнула Виктория, подавляя смех.

– Начнем, – мудро решил Джейсон и кивком головы дал знакмузыкантам. Он вывел ее на середину залы и обнял за талию, когда прозвучалипервые такты вальса. – Вы умеете вальсировать? – неожиданно спросил он.

– Нашли время спрашивать! – сказала она, рассмеявшись ичувствуя себя на грани нервного срыва.

– Виктория! – строго одернул ее Джейсон, не переставаяулыбаться, так как взгляды всех гостей были обращены на них. – Вы же та самаямолодая леди, которая хладнокровно грозила пристрелить меня из ружья. Посмейтетолько струсить сейчас.

– Не беспокойтесь, милорд, – ответила она, отчаянно стараясьне сбиться с такта, когда он повел ее по кругу.

"Он вальсирует, – подумала она, – с такой жеэлегантностью, с какой носит свой великолепный черный вечерний костюм».

Неожиданно он еще крепче обнял ее за талию, отчего онаоказалась в опасной близости от партнера, и тихо предупредил:

– Когда танцуют, полагается разговаривать или заниматьсябезобидным флиртом, в противном случае присутствующие подумают, что мы не любимдруг друга.

Виктория уставилась на него, не в силах вымолвить ни слова –от волнения у нее пересохло горло.

– Ну ответьте же что-нибудь, черт подери! То, что ончертыхнулся, не переставая зажигательно, нежно улыбаться, невольно заставило еерассмеяться, и она временно забыла о том, что за ними наблюдают. Пытаясьзавязать столь необходимую беседу, она сказала первое, что пришло на ум:

– Вы прекрасно танцуете, милорд. Джейсон расслабился иулыбнулся:

– Именно это я должен был бы сказать вам.

– Я вижу, что у вас, англичан, есть правила на все случаижизни, – с насмешливым восхищением отреагировала она.

– Но вы ведь тоже англичанка, графиня, – напомнил он, азатем добавил:

– Мисс Флосси научила вас отлично вальсировать. А чему ещевы научились?

Слегка задетая его предположением, что раньше она не умелатанцевать вальс, Виктория беспечно улыбнулась и сказала:

– Можете быть уверены, что теперь я умею все, по мнениюангличан, необходимое для молодой леди знатного происхождения.

– Что же именно? – усмехнулся он.

– Помимо игры на фортепьяно, я могу немного петь,безошибочно вальсировать, красиво вышивать. Кроме того, умею читатьпо-французски и чрезвычайно грациозно делать книксен. Мне кажется, – заметилаона с вызывающей улыбкой, – что в Англии весьма желательно, чтобы женщина былаабсолютно бесполезной.

Джейсон откинул голову и расхохотался. «В ней, – подумал он,– поразительно сочетаются такие, казалось бы, несовместимые вещи, какумудренность и невинность, женственность и мужество, потрясающая красота инепревзойденный юмор. Ее фигура создана для объятий, глаза могут смутитьлюбого, улыбка бывает то лучезарной, то чувственной, а рот такой, что простозазывает, чтобы его поцеловали».