Татьяна придержала коня на вершине утеса. Аршинах в пятиперед ними он круто обрывался, уходил вниз полосой дикого серого камня. Видоткрывался потрясающий, на добрых два десятка верст. Слева на расчищенныхпрогалинах светлели дома, разбросанные далеко, вольготно, на значительномпространстве, пожалуй что, не уступавшем по величине иному уездному городу.Справа тянулась сплошная тайга, кое-где вспучивавшаяся сопками, замкнутая угоризонта закутанными голубоватой дымкой вершинами гор. Густо и свежо пахлолесными ароматами, непривычными для Бестужева.

– Ну, как вам это по сравнению с Петербургом? –засмеялась она. – Есть некоторая разница?

– Пожалуй, – сказал Бестужев, похлопывая по шеемотавшего головой коня. – Дико, первозданно, возможно, и романтично…

– Фу, какой вы скучный!

– Я городской человек, – пожал он плечами. –Хотя и провел детство у матушки в имении, но у нас в Тамбовской губернии лесадругие. А в нашем уезде их и не было почти…

– Знаете, мне вас жаль. – Татьяна смотрела вдальсерьезно, прямо-таки упоенно, став такой красивой, что у него отчаяннозаколотилось сердце. – Я бывала и в Петербурге, и в Париже, но отчего-тоничуть не прониклась городским мировоззрением. Я – отсюда… – Она повернулаконя, подъехала к Бестужеву почти вплотную. – Что, я глупа?

– Вы великолепны, – он чувствовал, что ступил наскользкую дорожку, но остановиться уже не мог. – Даже если вы и впрямьразобьете мне сердце, я буду лишь благодарить за это бога…

Неизвестно, что случилось бы с ним, рассмейся Татьяна ему влицо. Но она смотрела ему в глаза серьезно и строго, без тени насмешки илибеспомощности. Бестужев взял ее за руку, и руку она не отняла. Ее пальцыоказались тонкими и теплыми, но сильными. Ветерок, налетавший с обрыва, игралпрядями ее волос и конскими гривами.

– Это и называется – офицерская атака? – спросилаона, не отводя глаз.

– Нет, – сказал Бестужев, чувствуя, какперехватывает горло. – С тех пор, как я впервые увидел вас в Шантарске,покоя для меня не стало. Я вас даже видел во сне.

– В каких-нибудь соблазнительных видах, которые впервую очередь измышляет мужской ум?

– Нет, честное слово. Совсем нет. Какая там атака,Таня, я один на всем белом свете, так уж вышло…

– А вы, похоже, искренни, – сказала онатихо. – Только не ожидаете же, что я брошусь вам на шею?

– Да что вы… – Бестужев смешался, выпустил ееруку.

Она спокойно отъехала на несколько шагов, задумчиво смотрелана дикий и прекрасный пейзаж, раскинувшийся почти под копытами ее коня.Бестужев остался на прежнем месте, он и сам не понимал, чего ждет, но зналотчего-то, что самое лучшее сейчас – молчать, не двигаясь с места…

– Посмотрите туда. Видите? – Таня повернулась кнему, у нее было совершенно спокойное, безмятежное лицо. – Вон там, гдесходятся два склона… у нас это называется распадком. Видите?

Он присмотрелся: походило на какой-то стол, вот только, еслиприкинуть расстояние, стол должен быть великанских размеров…

– Что это?

– Шаманкина могила, – ответила она, понизивголос. – Тунгуска там лежит, говорят, раскрасавица… а еще говорят, что онаночами мертвая летает искать неосторожных… которые одни на белом свете. Невздумайте смеяться, это чистая правда, все вокруг знают… Некоторых и до смертидовела, кровь высосала, они-то считали, она живая, а она давным-давно мертвая…Вячеслав Яковлевич, на что уж вольнодумец и материалист, а сходивши туда ночью,с оглядкой рассказывал, что колода хрустнула на весь лес и крышка поднималась… –она говорила тихо, напевно, так, словно верила в рассказанное безоглядно.

– И что?

– Броситесь сейчас с обрыва, если я прикажу?

– Нет, – сказал Бестужев. – Это было быглупо… да и вы не стали бы всерьез предлагать…

– Правильно, – засмеялась Таня. – Вы МаркаТвена читали?

– Твена? А что именно?

– «Похождения Тома Сойера».

– Каюсь, давненько, еще в гимназии, – призналсяБестужев.

– Помните, как они ходили ночью на хладбище смотретьчертей, которые должны были прийти за свежим покойником?

– Да, припоминаю смутно…

– Пойдете со мной ночью к шаманкиной могиле? – Ееглаза не смеялись, смотрели испытующе. – Только предупреждаю сразу: онаможет и встать…

– Пойду, – твердо сказал Бестужев. – Но развевы имеете возможность…

– Знали бы вы, Алексей, сколько у менявозможностей… – рассмеялась она. – Есть известные границы,поставленные грозным родителем, а в остальном – простор для дикарки… Я у васпомяукаю за окном согласно Твену.

– Лишь бы это не было для вас опасно…

– Для меня? – подняла она брови.

Брови были темные, под стать глазам. Волосы и брови разногоцвета с незапамятных пор служили признаком породы. Один бог ведает, почему этовдруг проявилось в купеческой дочке, чье генеалогическое древо вряд ли былоизвестно в точности и вряд ли украшено дворянами, – но это было прекрасно…

Отъехав от края на несколько саженей, ближе к лесу, онаоткинула полу кожаного шабура и вытащила из коричневой большой кобурыамериканский кольт. Пистолет казался слишком тяжелым для девичьей руки, ноствол не колыхнулся, когда Таня направляла его к ближайшему дереву.

Выстрел. Второй. Третий. Кони, словно были строевыми, дажене шелохнулись – видимо, к выстрелам их специально приучили. Бестужевсмотрел во все глаза – и видел, как с каждым выстрелом отлетала с ветки зеленаяпродолговатая шишка.

– Ну как? – поинтересовалась она, пряча пистолет вкобуру. – Меня хорошо учили… Я дикарка, вы не забыли?

Бестужев только и смог, что покрутить головой. Стрельба быламастерская, что тут скажешь.

…Он давно уже чувствовал себя прямо-таки окрыленным. Могпоклясться, что слышит пресловутую музыку сфер. Хотя ничего обнадеживающего,если холодно разобраться, и не было – подумаешь, не отняла руку там, на обрыве,подумаешь, улыбнулась при расставании, глядя в глаза…

– Господин анжинер!

Он остановился с маху, недоумевающе огляделся. Улица былапуста, единственным человеческим существом, которое могло к нему обращаться,был босой мальчишка совершенно деревенского вида, скуластый и щупленький.

Видя, что Бестужев его наконец заметил, мальчишка сказал:

– Господин анжинер, меня Макаркой Шукшиным кличут…

– Приятно слышать, – сказал Бестужевлегкомысленно. – И что ж тебе от меня нужно, Макарий?

– Макарий – так иереев кличут, а я попросту Макар…

– Учту, – сказал Бестужев. – Непременно учту.Так что ж тебе нужно, Макар?