– Я и не считаю, – махнул рукой Иванихин. –Не в том дело. Просто, как бы вам объяснить, вернее, сформулировать… Я неберусь кого бы то ни было подозревать. Не мое это дело. Не учен. Что вы, яникоим образом не испытываю к вашей службе модного ныне презрения, так что вынапрасно кривитесь… Просто каждый должен заниматься своим делом. Коли уж васспециально обучили и поставили на эту обязанность, вы и должны… подозревать.Квалифицированно.

– Но есть же у вас личные соображения?

– Нет, – решительно сказал Иванихин. –Опять-таки по причине моей полной неопытности в ваших сыскных тонкостях. Тутлегко напороть горячку. Разумно будет заключить, что под подозрение попадают впервую очередь Енгалычев с Мельниковым, как люди, прекрасно осведомленные овремени выхода караванов… но кроме логики есть еще естественное человеческоеразумение, инстинкт, если хотите. Основанный не на пустом месте, а на знаниилюдей, с которыми давно знаком. Енгалычев – не тот человек, что способенсвязаться с чем-то противозаконным, особенно с таким. Он, конечно, любитвитийствовать, крыть наши порядки – ну да кто их нынче не кроет? Для пособниканалетчиков он боязлив, бывают такие люди, знаете ли. Никогда не пойдут напреступление по причине слишком глубоко засевшего врожденного страха. АМельников – барин. Из породы холеных барчат, каких от преступлений отвращаетопять-таки не благородство души, а спесь. Невместно преуспевающему, довольномужизнью и судьбой барину водиться с уголовным элементом. Неужели вам не знакомыподобные психологические типы?

– Знакомы, как же, – медленно сказалБестужев. – Я прекрасно понимаю, о чем вы, нарисованные вами образы нестоль уж редки… Но ведь, помимо двух этих господ, есть еще так называемыйвторой круг – люди, которые непосредственно не соприкасаются с вашими секретами,но способные вычислить точные даты?

– Три раза подряд? – хмыкнул Иванихин. –Позвольте усомниться. Раз – куда ни шло. Два – можем допустить. Но чтобы трижды?Извините, это уже попахивает разветвленной и всепроникающей тайнойорганизацией, какие любят описывать французы в детективных романах, а уж в то,что на моих приисках действует этакая Черная рука или Красная маска, я неповерю ни за что и никогда. По весьма простой, рационалистической причине: раноили поздно на ниточки, что к этой воображаемой организации непременно должныбыли тянуться, вышли бы либо вы, либо полиция, либо мой, простите, личный сыск.Нет, нереально…

– Но что же тогда? – спросил Бестужев. – Людиинформированные вне подозрений, в тех, кто способен вычислить даты, вы неверите, никакой организации нет… а караваны трижды грабили?

– Вы на что намекаете?

– Да ни на что, господи, – сказал Бестужев. –Хочу лишь честно признаться, что стою перед глухой стеной…

– Что же вы никак не поймете, что и я пред нейстою?! – в сердцах воскликнул Иванихин. – Делайте что-нибудь, дорогоймой! Вы – сыщик, обязаны знать, что в таких ситуациях делают… берите когохотите, на дыбу вздергивайте, благословляю!

– Вы серьезно насчет дыбы?

– А? Нет, конечно, фигурально выражаясь… – И онвдруг с азартным интересом уставился на Бестужева. – А что, помогло бы?

– Вряд ли, – сказал Бестужев. – Дыба намникак не поможет отыскать виновника, а если он отыщется, его и без дыбы можноразговорить. Скажите, вы не встречались в Шантарске со Струмилиным?

– Встречался, как же. Наносил мне визит, мне онпоказался дельным человеком, но, вот беда, в добыче золота и прочих нашихтонкостях ничегошеньки не понимал. Пришлось читать ему длинную лекцию,Мельников даже по его просьбе составлял нечто вроде памятной записки по азамзолотодобычи, или, откровенно говоря, скорее уж что-то вроде букваря… но потомс ним произошла известная неприятность…

– Послушайте! – Бестужев ощутил нечто вродеозарения. Торопливо выхватил из внутреннего кармана инженерного сюртукабумажник, вынул свернутый лист. – Это, случайно, не та записка?

– Покажите-ка… – Иванихин бросил беглыйвзгляд. – Ну да, она самая. Один листок, первый. Мельников составил емузаписку листах на десяти, и это лишь первый…

Вот теперь Бестужев запутался совершенно. Какой смысл былопрятать этот безобидный листок в бачке клозетной чашки? Теперь совершенно ясно,что записка не содержала никакого шифра… где, кстати, остальные листы? Нужнобудет узнать по возвращении в Шантарск…

– И главное, я вот-вот должен отправлять очереднойкараван, – сказал Иванихин. – Поднакопилось крупки… Что прикажетеделать? Разве что эскортировать его всеми наличными силами – собрать всехказаков и стражников, молодцов Гнездакова присовокупить… А если опять нарвутсяна очередной поганый сюрприз? Наши неизвестные на них мастера…

В дверь без стука, по-свойски вошел сухопарый человек сдлинным лицом, бритый, как актер или официант. Вынув изо рта незажженную прямуютрубку, проговорил, нетерпеливо косясь на Бестужева:

– Господин Иванихин, чертежи машин в готовности…

– Подождите пару минут, – повелительно махнулладонью Иванихин. – Вот вам еще один подозреваемый, – усмехнулся он,когда неизвестный вышел, пожимая плечами. – Мой инженер, американскиймистер Крукс. Мотивы? Он, изволите видеть, американец, а в СевероамериканскихСоединенных Штатах здорово навострились грабить золотые прииски.

– Ну, вы же сами этому не верите, – хмыкнулБестужев. – У них там совершенно иные методы и ухватки, не имеющие ничегообщего с теми, что были использованы против вас… Я специально справлялся.

Под окном резво протопотали кони, остановились у крыльца.

– Явилась, амазонка, – непонятно сказалИванихин. – Так о чем бишь мы?

– У меня есть план действий, – твердо сказалБестужев. – Есть ловушки, которые могут сработать. Когда вы будетесовершенно свободны от дел, мы поговорим обстоятельно…

– Бога ради, – нетерпеливо сказал Иванихин. –А сейчас у меня пойдут совещания чередой – нужно ставить новые котлы, наодном из приисков обрушение, на другом – бунтишко, забот полон рот…

Дверь распахнулась настежь – так вроде бы и не полагалосьврываться к золотому королю…

Бестужев повернул голову – и охнул про себя от удивления. Вкабинет довольно бесцеремонно ворвалась та самая кареглазая и золотоволосаянезнакомка, что чуть не стоптала его в Шантарске бешеным рысаком. Она самая,никаких сомнений, разве что волосы были забраны в простой крестьянский калачикиз кос, с длинными выбившимися прядками, а вместо модного платья на ней былздешний длинный кожаный кафтан, называвшийся, кажется, шабур. Помахиваянагайкой, она подошла к столу, дернула подбородком:

– Дел, разумеется, невпроворот?

Бестужев только сейчас сообразил, что сидит, и торопливовстал, едва не щелкнув каблуками по старой офицерской привычке, но вовремяопомнился. Чуть смущенно отвел глаза – только сейчас заметил, что на ней неюбка, а просторные мужские шаровары, заправленные в сапоги. В подобныхэмансипированных нарядах в Петербурге иные смелые дамы уже отправлялись навелосипедные прогулки, Бестужев видел их не раз. Но все равно, мужские штаны,пусть даже просторные, скрывавшие очертания ног, на женщине были стольнепривычной новинкой, что Бестужев не мог избавиться от неловкости.