– А чего думать? Вот-с, – Зыгало ткнул толстымногтем в рисунок. – От туточки. Прошел три шага, а под сапогом –хр-руп! И не таракан это оказался вовсе, а гильза…

– Точно? – спросил Бестужев. – Ничего непутаешь? Еще подумай…

– Да что тут думать? – даже обиделсяЗыгало. – Я как-никак, ваше благородие, восьмой год в полиции, глаз обязаниметь наметанный. Вон, у вашего благородия пистолетик-то под пиджачком, слева,под мышкой. Обычный человек не подметит, а я подмечу, потому как глаз полицейский,опытный… Точно, вот здесь.

– Дай-ка спичку, – сказал Бестужевхрипловато. – Я свои забыл, в гостинице, видимо…

Он жадно затянулся дымом, глядя сквозь Зыгало, не видя его.Если этот болван не врет – а он, судя по всему, искренен, – кашазаваривается нешуточная, господа. Конечно, гильзу мог поддать ногой Прохор…Нет! Вряд ли он входил, шлялся по комнате, где лежал покойник, а во-вторых,гильза даже от шевеления ногой не смогла бы улететь туда, где на нее имелнеосторожность наступить Зыгало…

Гильза эта – точнее, место, где она лежала, – напрочьразрушала всю картину самоубийства. Струмилин был найден полулежащим накровати, правым боком к правой стене, он должен был стрелять правой рукой вправый висок, что мы и имеем… но гильза лежала слева от покойника, назначительном расстоянии! Почти у самой двери. У Струмилина был стандартный,серийный браунинг, с расположенным справа окошечком выбрасывателя.Самостоятельно гильза попасть в указанное Зыгало место никак не могла, дляэтого ей пришлось бы птичкой порхать по комнате вопреки всем законамбаллистики…

Верить ли всецело этому провинциальному городовому?Приходится верить – не из желания, а потому, что к этому странному фактудобавляются еще несколько уже известных… Даже в жар бросило! И знакомыйохотничий зуд в теле…

Зыгало осторожно кашлянул, напоминая о себе.

– Ну, вот и все, – сказал Бестужевспокойно. – И ничего мне от тебя больше не нужно. Приставу своему ты,конечно, наш разговор передашь… только я тебя заранее предупреждаю: чтобы обадержали язык за зубами. Так ему и скажи. Чтобы этот разговор дальше нас троихне пошел. Иначе, уж прости, загоню куда-нибудь в места не столь отдаленные. Яне шучу, ты понял?

– Чего ж тут не понять…

– Иди, – распорядился Бестужев и, прежде чем загородовым успела захлопнуться дверь, по-хозяйски снял телефонную трубку. –Барышня? Барышня, дайте мне сто двадцать первый, аптеку на Театральном…

…Он никогда не бывал здесь прежде, но сориентироватьсяоказалось не столь уж и трудно – служебный вход, узкая высокая лестница с фигурнымичугунными перилами… Аптечным запахом шибало в нос так, что Бестужевзабеспокоился: как бы не пахло от него потом за версту разнообразнымифармацевтическими ароматами, этакое амбре и за неделю, полное впечатление, невыветрится…

Деликатно постучал в дверь с табличкой, где белые по синемубуквы гласили: «Старший провизор». Услышав приглашение войти, без церемонийпоследовал оному. Стараясь говорить как можно дружелюбнее, произнес:

– Добрый день, Виталий Валерьянович, вот и сновасвиделись. Гора с горой… Присесть позволите?

Подождал немного и, предпочтя расценить молчание каксогласие, опустился на стул. Открыто огляделся. Человек с поэтическим складомума непременно вспомнил бы по ассоциации о лаборатории алхимика – столькоздесь было стеклянных шкафов с разноцветными жидкостями и разнообразнейшимипорошками в бутылках и флаконах всех видов и размеров, – но Бестужев,прагматик по натуре, никаких лирических красивостей в сознание допускать нестал. Были дела и поважнее.

– Виталий Валерьянович, ну что вы, право… –произнес он с неудовольствием. – Не нужно на меня смотреть, словно кроликна удава, я пришел к вам, пожалуй что, за консультацией…

Хозяин кабинетика, человек средних лет, в белом халате, причеховском пенсне, уставился на него со странной смесью испуга и мнимой бравады.Бестужев досадливо поморщился:

– Да что с вами такое?

– Ничего! – с той же уморительной смесью испуга ивызова ответил провизор. – Почему вы решили, будто…

Провизор замолчал, потеряв нить.

– Что – будто? – усмехнулся Бестужев. –Виталий Валерьянович, самое смешное – обстоятельства сложились так, что япришел к вам за помощью…

– Вы?!

– Да так уж сложилось… – сказал Бестужев и, нетеряя времени, выложил на стол сложенный вчетверо лист бумаги. – Вот,прочитайте эти художества, только, умоляю вас, внимательно…

Хозяин робко протянул руку, поощряемый взглядом Бестужева,развернул лист, держа вверх ногами, перевернул правильно. Стал читать. И едване уронил пенсне. На лице отразилась крайняя растерянность, прямо-такипанический страх:

– Что за вздор, ничего подобного…

– Я верю, – мягко сказал Бестужев, протянул руку иделикатно вынул лист из закаменевших пальцев старого знакомого. – Я вполневам верю. Сущий вздор, галиматья… Но каков стиль и слог, какова экспрессиячувств… а? Неизвестный верноподданный обыватель бдительно извещаетПетербургское охранное отделение, что административно высланный господинПокитько Виталий Валерьянович ведет здесь, в Шантарске, самый что ни на естьпротивоправительственный образ жизни: тайно связан с анархистами-коммунистами,ядами их снабжает, посредством коих, надо полагать, будут злодейски отравленыгубернатор, полицмейстер и чуть ли не все благонамеренные граждане… Мало того,причастен к ограблению обозов с золотом…

Как это иногда случается, предельный испуг кратковременноперелился в свою противоположность, крайнюю отвагу. Покитько выпрямился настуле и, старательно пытаясь испепелить Бестужева взглядом, визгливо рявкнул:

– Что за чушь!!!

– Да, чушь собачья, конечно, – легко согласилсяБестужев. – Прежде всего, какого рожна вам делать у анархистов? Вы ж сэсерами… игрались, да и то вскользь. И не более того. Далее. Наш аноним неприводит ни единого, факта, ни единого доказательства, оперируя в основномэмоциями…

– Так вы из-за этого приехали, господин штабс…

– Уже не штабс, – мягко поправил Бестужев. –Полный ротмистр. Нет, Виталий Валерьянович, что вы. Мы, конечно, сатрапы, но ненастолько же швыряемся казенными деньгами, чтобы из-за каждой мерзкой анонимкипосылать людей через всю империю… Знаете, сколько подобного вздора, писанногочьими-то недоброжелателями, а то и умалишенными, приходит в наш адрес? Курьермешками на помойку носит… ну, насчет помойки я, конечно, приукрасил, мыподобные писульки летом копим, а зимой в котельной жжем…

– Тогда почему же вы…

– Я объясню, – сказал Бестужев. – Но сначаладавайте-ка освежим в памяти прошлое. Я вам никогда не был врагом, милейшийВиталий Валерьянович. Вы в свое время были со мной, как я просил, полностьюоткровенны, а я сдержал свое обещание: выслали вас не в Нарым или Туруханск, асюда, в губернский город, без особых ограничений в правах. Остался какой-тогодик, потом вернетесь в Петербург… Отстоять вас совсем я, простите, не смог,но и не обещал этого. Начальство тогда было рассвирепевшее, даже случайныехранители листовок и типографских шрифтов, вроде вас, отправлялись прямиком накрай глобуса… Но меня-то вам не в чем упрекнуть, верно? Признайте.