– Ну, вы, собственно, правы…

– Приятно слышать, – сказал Бестужев. –Помилуйте, какой из вас революционер и уж тем более боевик? Случайнооступились, бывает. Мы же не звери, в конце-то концов, у нас нет стремлениястричь под одну гребенку по-настоящему заматерелых и людей случайных, я вам этотогда говорил и сейчас повторю…

– Зачем же вы тогда приехали и показываете мне этугадость?

– В том-то и дело, что из расположения к вам, –сказал Бестужев. – Будь я настроен предвзято, ни за что не стал быпоказывать сию писульку вам. Это логично?

– Логично, – со вздохом признался Покитько.

– Вот видите… Я искренне пытаюсь разобраться. Передтем, как идти к вам, я навел кое-какие справки в охране. Вы сейчас – человеквполне благонадежный, с сомнительными людьми не водитесь, от нелегальщинылюбого пошиба бежите, как черт от ладана, – и правильно делаете, по-моему…Позвольте, я отклонюсь от темы. Донос этот… Донос, – твердо повторилон, – подвергся у нас тщательному исследованию. У нас есть специалисты…Так вот, они утверждают, что эта бумага сочинена вполне образованным,интеллигентным человеком, решившим выступить в обличье не шибко грамотногомещанина. Не впервые с таким сталкиваюсь… И возникает закономерный вопрос –если вы ни в чем из приписываемого вам анонимом не виновны, почему этот нектогорит желанием вам напакостить? Почему, наконец, наш аноним не накропал свойдонос в местную охрану, а отправил его прямехонько в Петербург?

– Я понятия не имею…

– А я – имею, – усмехнулся Бестужев. – Вас,милейший, включили в некую комбинацию. Кто-то расчетливый и крайнебеспринципный отвел вам роль пресловутого козла отпущения. Понимаете?Прекрасно… Только вот ведь в чем загвоздка, Виталий Валерьянович… Наш нектоумен и хитер, без сомнения. Не может не понимать, что одной этой бумажки дляприличной комбинации мало. Должно быть еще что-то. Но я не знаю, что. Вероятнеевсего, наш аноним попытается создать некую видимость вашего участия в чем-тогрязном.

– В чем?

– Если бы я знал… – честно призналсяБестужев. – Но не знаю. Это-то мне и нужно нащупать. Вас вводят вклассическую комбинацию, вами кого-то хотят прикрыть… Здесь и в самом деле естьяды?

– Да, конечно, но я никому…

– Есть яды… – задумчиво повторил Бестужев. –Единственная реальная зацепка, хотя, видит бог, я не представляю, куда еевставить… Вы уже догадались, чего я боюсь? Того, что вас мне подставят вкачестве виновника, а настоящий-то и упорхнет… Вас такой финал устраивает? Меня– тоже нет. Поэтому давайте думать вместе. Комбинация не рождается на пустомместе, из ничего. У нее обязательно есть в реальности какие-то привязки,опорные точки… Вы в состоянии рассуждать трезво и холодно? Вот и отлично. Яподожду, не буду вас торопить, а вы хорошенько освежите в памяти всю вашу жизньза год ссылки. Жизнь, разговоры, встречи, знакомства. Попытайтесь припомнить,не случалось ли с вами чего-то странного? Выбивавшегося из обычной картины?Чего-то не вяжущегося с обычным течением вашей жизни? Недоброжелатели, бытьможет? Враги? Соперники в борьбе за сердце дамы или… ну, не знаю.

Он встал и, заложив руки за спину, медленно прошелся вдольшкафов, читая латинские надписи на банках и бутылках и, конечно же, ничего вних не понимая. За его спиной поскрипывал стул. Покитько старательно сопел,временами бормоча что-то себе под нос.

– Простите, господин ротмистр…

– Да? – обернулся Бестужев.

– Вы в свое время обещали, что здесь никто меня небудет… беспокоить, но вышло несколько… иначе. Это подходит под ваше требование странного?

– Пожалуй, – кивнул Бестужев. – Вас что,заагентурили?

– Ну, вообще да…

– Кто? Смелее, не бойтесь.

– Господин Рокицкий. Но поймите! – вскрикнулПокитько. – Мне просто нечего… освещать! Я не бываю ни в каких такихместах, не знаюсь с теми, кто… может представлять интерес. Но господин Рокицкийтем не менее настаивает, чтобы я регулярно с ним встречался и рассказывал всеэти ничтожные пустяки…

– Где? Да не ломайтесь вы!

– Неподалеку отсюда. В доходном доме на Всехсвятской,восемь, квартира сорок один. Мы там встречаемся раз в две недели… Мне, правоже, буквально нечего сообщать, но господина штабс-ротмистра это словно быничуть не раздражает.

«Неужели Рокицкий и здесь взялся за свое?» – подумалБестужев. Эти штучки опять-таки были прекрасно известны: иные либо выдумываютсебе парочку секретных сотрудников, либо выдают плотву вроде Покитько за ценныйисточник. Сплошь и рядом суммы из секретного фонда уходят в карман форменногокителя…

– Ваши с ним отношения имеют какую-то финансовуюподоплеку?

– Вообще… – замялся Покитько. – Жизнь здесьне столь уж дешева. Мне выдают по двадцать рублей в месяц. Но, поймите, я же,по сути, не сообщаю ничего!

Бестужев хохотнул про себя. Что ж, кое-что проясняется.Очень может быть, что в отчетах Рокицкий указывает несколько иные суммы.Проверить его невозможно: никакое начальство не вправе интересоваться у офицераименами его секретных сотрудников, так что для нечистых на руку типов вродеРокицкого имеется определенный простор…

– И это все из странного, что с вами случалось?

– Не совсем. Сейчас, когда вы так подробно всеобрисовали, мне и самому стало казаться подозрительным… Понимаете ли, вот уже смесяц мне просто-таки набивается в приятели один человек…

– Кто?

– Вы его знать не можете. Даник…

– Бакалейный торговец?

– Он самый.

– Так-так-так… – сказал Бестужев. – А вот этоуже гораздо интереснее… Ну-ка!

– Понимаете ли, культурная жизнь здесь, собственно,пребывает в зачаточном состоянии, и интеллигентный человек поневоле вынужден…

– Пойти в ресторан и хлопнуть рюмочку, – веселопродолжил Бестужев, видя его замешательство. – Не смущайтесь, это и слюдьми неинтеллигентными, вроде меня, случается. Значит, вы пошли…

– В «Старую Россию», в ресторан при гостинице. Таминогда можно послушать музыку…

– И завести приятные знакомства, верно? –подмигнул Бестужев. – Не смущайтесь, Виталий Валерьянович, ничего в томнет предосудительного. Можете поверить мне, сатрапу: даже ваш кумир, графТолстой, по достовернейшим данным, будучи в соку, обожал эти… приятныезнакомства. А вы, тем более, молоды, семьей не обременены, мужчина видный иумный…

Лестью добиться от интеллигента можно многого. Узнав о себе,что он видный и умный, щупленький недомерок Покитько, по глубокому убеждениюБестужева, особым умом не блиставший отроду (иначе не стал бы, в частности,брать на хранение от знакомых пакеты, не интересуясь их содержимым), расцвел наглазах. И принялся довольно живо и связно рассказывать, как в ресторане к немуподсел Даник, как они вместе пили, а потом и развлекались в компании «приятныхзнакомств» (эту часть рассказа Покитько передавал главным образом мимикой ижестами). Потом собеседник заметно посерьезнел: