…попадаю в почтовый ящик незнакомой мне девушки. Я догадываюсь, что это почта дочки той самой женщины, которая отдала мне компьютер. Но я ее никогда не видел. И тут же перспектива скучной работы уходит. Любопытство пересиливает стыд – и я открываю последнее из отправленных писем.

«Милый Женька! (Смешно, что я могу обращаться к тебе так.)

Мне так грустно и трудно. Без тебя.

Я пытаюсь занимать себя всякими делами. (Стала убирать наш дом так, что даже маме не придраться.) Иногда я вынимаю из тайного чемоданчика твой галстучек, смотрю на него и плачу. Ладно, ладно. Не ругайся. Не буду.

Про кроликов я тебе уже писала. У них жизнь и то разнообразнее моей. Они, в отличие от нас с тобой, постоянно вместе.

Сегодня Джону плохо, он почему-то ничего не ест и сидит в самом углу вольера. Когда будет у нас ветеринар, обязательно покажу его…»

Уже прочтя эти строчки, я понял, что в моих руках оказалась история – возможно, трагичная, возможно, счастливая, – но точно светлая.

И я попытался разузнать все что мог об истории любви Сашеньки и Жени.

По крупицам собирал я историю чужой жизни, историю настоящей любви.

За окном снег все гуще и гуще. Изба Черныша все еще глядит на меня слепыми глазницами выбитых окон, и память о двух влюбленных еще не до конца исчезла в пучине мелочей.

А все началось с ее, Сашенькиного, компьютера, с ее письма и моего бесцеремонного любопытства.

* * *

Она девчонкой была совсем даже ничего себе. Впрочем, как утверждают умные люди, где-то до двадцати они все ничего себе. Нет, но правда, она была, как сказали бы в старину, премиленькая.

Острый и длинный носик не портил ее. В школе, конечно, мальчишки дразнили Буратиной, но и не оставляли своим вниманием. У нее были карие глаза очень красивого и необычного для деревенской девушки, какого-то персидского разреза… И нежные тонкие губы алого цвета, такие яркие, что и помаду использовать не надо…

Да, мама ее всегда хоть и ругалась, но все же втайне гордилась дочкиной роскошной каштановой косой, которую нелегко было расчесывать.

Я так старательно описываю, набрасываю черту за чертой, и все не могу получить нужного мне портрета, как арбатский художник, который фотографически точно воспроизводит детали, но все что-то мертвое и даже мало напоминающее живого человека выходит из-под его карандаша.

Она была обыкновенной девчонкой с длинным носом. Вот правда. Ничего особенного, как бы я ни старался. Примерно так ее и видели все.

На тот момент у нее уже было два парня. Само занятие любовью с этими кавалерами не принесло Сашеньке никакого удовлетворения. Она как бы выполнила план. У каждой девушки должен быть парень, а с парнем должен был быть «интим». Да, в обязанности мамы входило следить, чтобы такого не случалось, и это несколько осложнило задачу. Но не сильно. Летом любая полянка, любой лесочек или рощица были к их услугам. Только вот ни первый, ни (довольно скоро последовавший за ним) второй раз не понравились Сашеньке. Все произошло как-то скоро и суетливо оба раза и оставило ощущение чего-то неправильного, скользкого и даже чуть противного.

Ни боли, ни восторга, ни, уж конечно, счастья она не ощутила.

Кроме того, второй парень не подумал о том, чтобы предохраняться, и она почти месяц прожила в ужасе ожидания. Парень же, поддавшись ее настроению, тоже ходил как в воду опущенный, и когда все же выяснилось, что все хорошо и нежелательного не случилось, то и вовсе перестал ею интересоваться.

Она тоже, обжегшись, на время затаилась и поняла, что можно прекрасно кокетничать на дискотеке и не встревать ни во что серьезное.

Правда, появился у нее более-менее постоянный молодой человек, которого она не любила, но позволяла за собой ходить и как-то ухаживать, потому что, во-первых, это было лестно ее женскому самолюбию, а во-вторых, он закрывал разговоры об отсутствии у нее так называемого «молодого человека».

Это понятие – «молодой человек» – было принято в их среде как признак полноценности. Считалось хорошим тоном говорить «мой молодой человек» или в интернете писать «мой МЧ…».

Это могло обозначать что угодно – от постоянных внебрачных отношений (вполне серьезных) до просто юноши, которого девушка желает выделить и с которым в перспективе возможно более плотное, так сказать, общение…

Он был неказист, этот ее МЧ. Ну, честно говоря, в их захолустье другому взяться было и неоткуда.

И не требовалось ничего большего: наученная горьким опытом, допускать серьезных отношений она не хотела.

Его звали Егором. Он был невысок ростом, крепок в плечах и белобрыс. Хорошо танцевал, так как старшая сестра училась в райцентре на хореографа и показала ему пару-тройку правильных движений. В будущем он собирался стать милиционером. В их провинциальной системе координат эта работа была не столько «выгодно-престижная», сколько вполне дающая кусок хлеба, да еще и постоянная.

Он выбрал ее, Сашеньку, как наиболее подходящий и достойный для себя вариант. Ничего заоблачного, но лучшее из возможного. То есть поступил так же, как и с выбором профессии.

И, выбрав однажды, он уже не отступал от намеченного, поэтому и милиционером стал, и Сашеньки мог бы добиться. Мог бы.

* * *

Евгений – именно так он представился на собрании – приехал «забрать совхоз». Именно забрать – из общего владения в частное. При этом не заплатив ни копейки. Сразу скажу, ему это удалось. Вся операция, состоящая из проведения общего собрания акционеров (а ими были все совхозники), выбора представителей от них и передача ими всех прав сторонней – то есть его – организации, прошла успешно.

Стадо – а собрание акционеров и было стадом – выслушало его выступление молча. И то ли приняло его обещания вложить в совхоз девять миллионов рублей, то ли им было просто все равно – проголосовало единогласно «за». Выбранные акционерами представители были обработаны и все подписали, а директор совхоза Петрович получил в подарок подержанный недорогой джип.

В результате этой операции москвич обрел землю, постройки, а также все имущество когда-то процветавшего хозяйства. И провел в деревне месяц. Хотя, очевидно, на собственно аферу потребовалось не больше недели.

Этот человек, появившийся в деревне, до сих пор остается для меня загадкой. Это был как бы мой предшественник. Я тоже сюда приехал из Москвы, как и он. И так же, как мои собственные, мне не ясны до конца его истинные мотивы. Что искал он здесь? В этом печальном краю озер, в этой стране бесконечных лесов и перелесков, в этих полях, похожих на море, в этой деревне, где печать медленного исчезновения лежит на всем?

Здешний край напоминает замерзшую девушку, еще сохранившую остатки живой красоты, но уже неживую, покрытую инеем. Она все еще красива, потому что окунулась в тот бесконечный свет, который противоположен земной жизни. Еще она здесь, а уже нет ее. Она уже на пути туда, где нет ни печалей, ни болезней. На пути в легкое и радостное забвение…