Я пригляделась к ней повнимательней. Голосмолодой, звонкий, а самой уже хорошо за пятьдесят. Лицо приятное, открытое.Карие глаза смотрят приветливо, речь вполне интеллигентная, только руки –потрескавшиеся, красные, выдают поломойку.

– Работала библиотекарем, – пояснилаМарина, – потом пришлось увольняться, на биржу идти. Но моя специальностьтеперь никому не нужна. Хожу вот по людям, полы мою. Вы не сомневайтесь, естьрекомендации. Могу постирать, погладить, обед сготовить, собак помыть…

Слушая эту усталую, бьющуюся из последних силс нищетой женщину, я подумала, что обманывать ее просто бессовестно. Ведь онарассчитывает на заработок.

– Марина, простите, домработница нам ненужна.

– Зачем тогда пришли?

Стодолларовая бумажка на какой-то моментлишила ее дара речи.

– Это мне? – спросила онанаконец. – За что?

– За сведения о семье Радовых.

– Ничего, в общем, такого не знаю, –замялась женщина, но следующая банкнота развязала язык.

Изабелла с профессором жили врозь. По крайнеймере, те три года, что у них убирала Марина. Спали в разных комнатах. Сержчасто отсутствовал, и тогда у хозяйки оставался ночевать другой мужчина,которого домработница не видела. Серж, очевидно, знал о любовнике, потому чтоникогда не являлся домой внезапно, вначале звонил и сообщал о возвращении.Гостей практически не бывало, или они приходили в Маринино отсутствие, потомучто иногда в кабинете стояли пепельницы, полные окурков.

Изабелла совершенно не занималась хозяйством,даже чулок не стирала, весь дом держался на Марине. Раньше домработницаприходила каждый день на четыре часа. После смерти хозяйки Серж велелпоявляться два раза в неделю. Марина поняла, что профессор живет в другомместе, квартира имела совершенно нежилой вид.

– Мне известно, что Изабелла принималанаркотики, – сообщила я.

Марина вздохнула:

– Когда я пришла в первый раз, хозяйкауже была наркоманкой. Профессор совершенно измучился, лечил жену, но все безтолку. Да и характер у нее был отвратительный. То слезами заливается, тохохочет. Не дай бог слово невпопад обронить. Я один раз сказала, что чайникслегка закоптился, так она вместе с кипятком выбросила его в окно, хорошо,никого не убила.

Просыпалась госпожа Радова около двенадцати исразу требовала в постель кофе. Потом принимала ванну, долго одевалась,красилась. Около трех уходила из дома по каким-то делам. Подружек у нее ненаблюдалось, изредка появлялись молодые люди.

«Под кайфом» Изабелла оказывалась не каждыйдень. Но два раза в неделю непременно кололась. И тогда становилась веселой,возбужденной, дарила Марине платья и деньги. На следующий день еле-елевыползала в ванную, похожая на привидение, и начинала орать и придираться ккаждому пустяку.

– Профессор все пытался выяснить, кудаона наркотики прячет, – качала головой Марина, – но жена оказаласьхитрее. Так он и не обнаружил тайник.

– Но вы-то знаете, где он был, –скорее утвердительно, чем вопросительно сказала я.

Марина молча кивнула.

– В спальне стоят небольшие полкисветлого дерева. Одна из них имеет вынимающееся дно, туда Изабелла и складывалапорошок.

– Что же не сказали профессору?

– Не в моих правилах вмешиваться вхозяйские дела. Сами разберутся. Я скажу, а меня потом уволят.

Правильная позиция, главное – безопасная.Ничего не вижу, ничего не слышу, ничего никому не скажу. Если, конечно, незаплатят приличную сумму.

Гинеколог Римма Борисовна, об этом мнесообщили в поликлинике, жила на Мясницкой. На первом этаже находился рыбныймагазин. Возвращалась Селезнева поздно, и я вдоволь насмотрелась наразнообразные филе и нарезки, подкарауливая доктора. Наконец около девяти онавошла в подъезд, шурша красивой бобровой шубой с воротником из рыси. Яподождала еще минут десять, чтобы она успела раздеться, и позвонила в квартиру.Выглянула хорошенькая девушка и позвала мать.

Римма Борисовна страшно удивилась, увидав меняна пороге.

– Дома не веду прием, – отрезалосветило.

– У меня кровотечение, – воззвала як профессиональному долгу.

– Вызывайте «Скорую», – быстроотреагировала Селезнева.

– Может, посмотрите…

– Где? – возмутилась РиммаБорисовна. – На кухонном столе?

– Нет, – выпалила я, – НастеКонстантиновой вы не смогли помочь именно на кухонном столе.

Надо отдать должное Римме Борисовне. Ни единыймускул не дрогнул в накрашенном лице гинекологини. Она отступила в глубькоридора и проговорила:

– Входите.

Узкий коридор, заставленный книжными полками,привел в довольно большую комнату, очевидно, кабинет. Помещение отделывали слюбовью, выделив зоны как для работы, так и для отдыха. В углу, возле удобноговольтеровского кресла горел торшер с оранжевым абажуром. Римма Борисовна указалана кресло, сама же села на вертящийся стул и сразу оказалась почти полностью втени, в то время как на мое лицо падал свет торшера. Старый трюк!

– Вы обещали, получив деньги, нетревожить меня больше, – церемонно объявила Селезнева. – И зачемоставлять деньги на помойке, если потом вы безбоязненно заявляетесь в гости?

В комнате стояла тропическая жара, и, пока яобъясняла Римме Борисовне суть дела, спина стала абсолютно мокрой.

Дав мне выговориться, Селезнева с подозрениемспросила:

– Хотите сказать, что тоже являетесьжертвой и теперь ищете шантажиста?

– Совершенно верно. И думаю, тут необошлось без профессора Радова.

Римма Борисовна вытащила пачку «Беломора» ипринялась пускать кольца вонючего дыма.

– Серж порядочный человек, и притом мнеон никогда не сможет причинить зла. Кто-то воспользовался записями без еговедома.

– Откуда такая уверенность?

Гинеколог аккуратно затушила папиросу,прокашлялась, взглянула на часы и сказала:

– Серж слишком многим обязан мне. Дело втом, что я его первая жена.

Вот так фокус. Сколько же ей тогда лет?

Очевидно, невысказанный вопрос застыл на моемлице, потому что женщина пояснила:

– Мне 54 года. Многие думают, что ястарше, потому что уже успела защитить докторскую диссертацию.