Но американцы привыкли рассчитывать только на себя.

По их мнению, собственные парни были все же надежнее, ониборолись с регулярной армией Северного Вьетнама, а не с отрядами Вьетконга, вкоторых были обычные, хотя и отчаянные, крестьяне.

— Из Саванны, — ответила она чернокожему парню,стараясь казаться равнодушной.

— Да? Я тоже. — Он назвал Пакстон свой адрес(такого места она не знала), и девушка улыбнулась, вспомнив Квинни.

— Давно вы здесь? — с интересом спросила она.

— Во Вьетнаме?. — Он осклабился. — Черт,детка, мне осталось-то пару недель. Дембель уже на носу. Если удастся уберечьсвою задницу от беды ближайшие две недели, я порхну вольной пташкой домой вДжорджию.

«Дембель» означал день, когда солдат получает правовернуться из заокеанской экспедиции. Ему оставалось две недели, то есть онпробыл тут уже 380 дней, намного дольше, чем прожил, попав сюда, Питер.

— Как вас зовут? — Девушка была красива, и парнюхотелось подольше поговорить с ней, а может быть, и дотронуться до нее. Дома унего оставалась подружка, но тем не менее тянуло поболтать с Пакстон.

— Пакстон.

— Да? — Похоже, он заинтересовался, но тут Ральфглянул на них через плечо.

— Держись потише, — строго предупредил он.

После чего все они отправились в лагерь огневой подготовки,откуда открывался фантастический вид на маленькую красочную долину, сплошьпокрытую зеленью, необычайно красивую, а ныне дымившуюся после бомбардировки.Низко над головой пролетали самолеты, другие самолеты сбрасывали бомбы вотдалении. Парни называли это «птички кладут яички». Командующий базой вышелнавстречу Ральфу и его команде. Ральф тут же представил его Пакстон.

— Из Сан-Франциско, вот как? — повторил офицер,жуя сигару. — Отличный город. Нам с женой он по душе.

Все любят какое-нибудь место. Назови она Сан-Франциско илиСаванну, Север, Юг или побережье, в общем-то им все равно, откуда ты, главное,перед ними — живой человек, свеженький, а они так мечтают вернуться домой,остаться в живых, любое соприкосновение с человеком оттуда так много значит дляних.

— Нам тут жарко приходится, — пояснилкомандир, — армия Северного Вьетнама пытается прорваться, а мы мешаем импройти. В прошлом году мы удерживали эту местность довольно цепко, а потом всеже сдали. Теперь мы отбили плацдарм и не собираемся уступать его.

Пакстон призадумалась, соображая, скольких жизней это ужестоило. Каждый холм, любая долина, деревенька — так много утраченных жизней, такмного убитых или искалеченных мальчиков.

Командир вновь повторил, что дела идут вполне хорошо, наданный момент погибло только пятеро солдат и несколько десятков ранено.

Значит, по их понятиям, это неплохо, отметила Пакстон, всеготолько пятеро, замечательно, но кто эти пятеро? На кого пал выбор? Или эторешает Господь? Тогда почему он выбрал Питера?

— Хотите подойти ближе? Сейчас мы начнем обстрел, выдолжны стоять там, где укажут вам мои парни.

.Ральф казался довольным, для съемки наступления требовалосьвыйти немного вперед. Они провели весь день на передовой, лишь недолгопрервавшись в три часа, чтобы пообедать, и вновь приняли участие в операции. Дотой поры никто из солдат не пострадал, день выдался довольно спокойный. Отсолдат требовалось только занять место в окопах и не уходить. Порой они вродебы видели издали «чарли», однако, по правде говоря, разглядеть что-нибудь онине могли. Из траншеи ничего не было видно, кроме дыма, разрывов снарядов дасплошных зарослей кустарника.

— Ну что, малышка, каково приходится? Вот ты и побывалав деле. — Ральф присел на несколько минут рядом с Пакстон, закурилсигарету, допивая последние глотки кофе.

— А как ты себя чувствовал, когда «Тайм» направил тебяв Корею?

— Испугался до чертиков, — с усмешкой призналсяон.

— Вот и я так же. — Пакстон тревожно улыбнуласьсвоему другу. С раннего утра ей казалось, что все кишки затянулись в тугойузел.

— Ты поела?

Пакстон покачала головой.

— А надо бы. Помогает. Не забывай есть и спать, что быони тут ни вытворяли, не то утратишь благоразумие и совершишь оплошность.Голова должна оставаться трезвой. Это лучший совет ветерана, какой ты можешьполучить от меня.

Пакстон испытывала благодарность к Ральфу. Славный парень,замечательный репортер. Она догадывалась, отчего другие завидуют ему. Он былслишком хорош, профессионален, постоянно готов к любым неожиданностям.

— Спасибо за ботинки, — сказала она, и Ральфпохлопал девушку по плечу.

— Надень шлем, пригни голову, и все обойдется. — Сэтими словами он вновь отправился в путь, торопливо пробираясь междунемногочисленных деревьев поближе к солдатам.

Пакстон смотрела ему вслед, гадая, следует ли восхищатьсяэтим журналистом или же он безумен. Как раз в этот момент раздался страшный взрыв.Операторы ринулись туда, где только что стоял Ральф, грузовик помчался вслед заними, и Пакстон, не успев подумать ни о чем, кроме — жив ли Ральф? —побежала туда же. Добравшись до места происшествия, она обнаружила, что тамповсюду лежат раненые, Ральф поддерживал паренька, которому разворотило грудьосколком снаряда.

— Надо звать врачей, — спокойно и твердо произнесон.

Кто-то спешил уже за помощью, внезапно в гуще толпы появилсярадист, взывавший к Мусорщику.

— У нас шестеро раненых, — твердил он в трубку, икак раз в этот момент Пакстон почувствовала, как один из несчастных притронулсяк ней. Парню оторвало руку, кровь так и хлестала, младенческое выражениепроступило на его лице, когда, поглядев снизу вверх на Пакстон, он тихопожаловался:

— Пить хочется.

У нее на боку висела фляжка, но она не знала, можно липоделиться с ним водой. Вдруг раненому нельзя пить? Что, если первый же глотокприкончит его?

Появились двое врачей и священник, тоже носивший шлем — онпринадлежал к отделению, — они по очереди осматривали каждого из раненых.Паренек с пробитой грудью уже умер на руках у Ральфа, и теперь журналистпытался оказать помощь другому.

— Пить хочу. — К этому пареньку еще никто не успелподойти, он страдальчески смотрел на Пакстон. — Тебя как зовут?

— Пакси. — Она гладила его лицо, осторожно уложилаголову раненого себе на колени, кровь потекла по ее ногам, но Пакстон сделалавид, будто не замечает этого. — Меня зовут Пакстон, — негромкоповторила она, ласковым движением откидывая челку с его лба и борясь с желаниемнаклониться над мальчиком и целовать его, словно маленького. Она плакала ипыталась улыбнуться ему сквозь слезы, но он все равно не видел ее лица. —А тебя как зовут? — продолжала она, чтобы заставить его говорить.