Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Ждите здесь, – бросил предводитель ночных визитеров своим спутникам и исчез за очередной дверью.
Ожидание затянулось. Напряжение всё росло, и Папу начала бить крупная дрожь: ведь сейчас, наверное, решалась их судьба! Наконец дверь приоткрылась.
– Ведите!
Пленников вытолкнули на большую крытую веранду; и Папа Ориджаба узрел наконец того, с кем связывал столько надежд, – увы, теперь уже, наверное, несбыточных.
Господин Хойзе отнюдь не был стар. Мужчина в самом расцвете лет – своеобычное для фрогов после сорока брюшко ещё не успело появиться. Владелец дворца, облачённый в роскошный парчовый халат, сидел за журнальным столиком, попивая утренний кофе. Двое фрогов-телохранителей застыли, словно изваяния, за его спиной; ещё двое расположились на разных концах веранды, внимательно озирая окрестности.
Семейство Ориджаба удостоилось долгого изучающего взгляда хозяина.
– Ничего не понимаю! – наконец, ворчливо заявил Хойзе. – Я-то полагал, это кто-нибудь из наших старинных знакомцев… Дройги, кого ты мне привёл?
Главарь похитителей легонько ткнул Папу меж лопаток – говори, мол. Экс-карманник откашлялся и приосанился: от того, что он сейчас скажет, зависело всё!
– Вы не представляете, как я ждал этой встречи, господин Хойзе. Меня зовут Ориджаба; и я проделал долгий путь – от самой Амфитриты, чтобы вернуть вам вашу дочь!
– Мою дочь?! – изумленно переспросил Хойзе. – Что за чушь! Какую ещё дочь? У меня нет никакой дочери.
Папа Ориджаба открыл было рот – да так и застыл, потеряв дар речи.
– Дройги, что тут вообще творится? – в голосе Хойзе не было ни гнева, ни угрозы – одно лишь удивление.
– Не знаю, патрон. Но они очень хотели с вами увидеться – причём наедине. Думаю, с ними дело нечисто. Прикажете допросить с пристрастием?
Эти слова вывели Папу из оцепенения.
– Ваша дочь! – возопил он. – Малютка Элин! Мы спасли её из лап ужасных злодеев!
– Гм. Ну, и кто из этих двух девушек, как вы утверждаете, моя дочь?
– О нет, Татти и Олури – мои дочери! Элин, милая… Элин? – Папа Ориджаба огляделся по сторонам. – Куда вы её дели? Где она?!
– Где кто? – озадаченно нахмурился Дройги.
* * *Бледный Кроет нервно облизнул губы и обвёл взглядом свою изрядно поредевшую свиту. В комнате остро воняло пороховым дымом; сизые клубы лениво гуляли в воздухе. Вода в люке, через который полагалось проходить посетителям, была тёмно-красной от крови; чьё-то тело плавало там, лицом вниз – и это был не единственный труп. Другой, с пробитой грудью, лежал на полу, слабо содрогаясь в последних спазмах агонии. Преданный парень, не повезло – стоял ближе всех к водяному притвору… А ведь он, Бледный, так гордился этой задумкой! В шлюзе особо не развернёшься, движения замедлены, а главное – туда бессмысленно лезть с пистолетом, порох тут же намокнет… Кто же знал, что какому-то типу взбредёт на ум спрятать оружие в большущий рыбий пузырь – и выпалить прямо из-под воды… Конечно, ему даже не дали вылезти, изрешетили, словно мишень в тире – но изобретательность мерзавца стоила жизни одному из его мальчиков… Вот бедняга.
С того самого момента, как Маринад покинул своего босса, дела стремительно покатились под откос. Персоны стали наглеть, и чем дальше – тем больше. Вновь заводят речь о делёжке территорий; а доходы катастрофически падают, доверенные фроги исчезают незнамо куда – только за последние десять дней он лишился троих. Вот уже и до покушения дело дошло; и это на него-то, на самого Бледного Кроста! Если уж начал терять уважение – конец печален. Весёлые Топи всё помнят и ничего не прощают – особенно такому, как он! Это была катастрофа. Маленькая империя, над созданием которой он столь усердно трудился, уже не трещала по швам; она распадалась на части – стремительно, неудержимо…
– Гвоздь, Забава, Ушлый! Узнайте, на кого мерзавец работал – и позаботьтесь о нём. Обставьте дело так, чтобы все узнали: кто и за что. Можете не церемониться: случится замочить какого-нибудь левого фрога – не беда. Тут лучше перестараться.
Трое громил шагнули в кровавую воду. Бледный проводил их долгим взглядом. Гвоздь и Ушлый туповаты, а вот Забава умен, и даже слишком – как говорится, себе на уме… Справятся, нет? А впрочем, какая разница; уж кого-нибудь эти трое обязательно замочат ещё до вечера – всё лучше, чем ничего… Немного отсрочат неизбежное.
Зазвонил телефон – долгой, переливчатой трелью междугороднего звонка. Кроет хищной рыбой рванулся к трубке.
– Алло! Алло! Маринад, мальчик мой, ну что же так долго! Вы взяли их?
По мере того, как Бледный слушал, выражение его лица менялось. Громилы с интересом поглядывали на босса: неужто грозный телохранитель вышел из фавора? Если так – кое у кого появлялся шанс… Надо лишь проявить себя, а там… Кто знает; на свете нет ничего вечного! Вот только – был бы это кто-нибудь другой…
– Маринад, Маринад! Такая жалость, бедные мои мальчики, бедные… – Кроет покачал головой. – И ведь всё зря, столько сил и времени – зря… Что? А, ну это другое дело, совсем другое… Как там его зовут – Хойзе? Ты справишься один? Что-о?! Сколько ещё? Ну нет, это ни в какие ворота! Хотя… – тут взгляд Бледного уперся в пространство и остекленел. – Ладно, будет тебе подмога! Так где, говоришь, ты остановился?
Кроет очень аккуратно повесил трубку на рычажки и обвел взглядом свою команду. Громилы невольно подобрались; но приказ, которого все без исключения побаивались, не прозвучал. Вместо этого Бледный отдал совсем другие распоряжения.
* * *Роффл готов был лопнуть от злости. Отыскать пройдоху, который обещал ему встречу с Хойзе; выбить из него всё дерьмо, вытрясти всё, что тот знал, вернуться – и лишь затем, чтобы застать их жилище пустым, словно древняя раковина улитки! А теперь ещё и это – двое мелких ублюдков, которые по недоразумению считаются его назваными братьями, оказывается, водят делишки с бледнокожим! И, похоже, сговорились они давно, наверное, ещё на пиассе – иначе как этот скользкий тип нашел бы их? Надо, надо было пристрелить гада, пока тот спал! Может, тогда «братцы» бы сообразили, что таких шуток шутить не стоит – особенно с ним, с Роффлом… Ублюдки.
Роффл пососал разбитые костяшки пальцев. На этот раз он всё сделал в одиночку, и сделал по-своему. Подкараулил болтливого собутыльника возле того самого бара, терпеливо дождался, пока тот наберётся – и как следует отоварил по башке. В висок кулаком – так докерские однажды вырубили его самого, давно, ещё в Амфитрите. Потом пришлось немного потрудиться, затаскивая тяжеленную тушу в глухой переулок – зато какие глаза были у засранца, когда он пришел в себя!
