Но, мертвые боги, сейчас она начинала верить!

Фу услышала тупой лязг перевернутого горшка, хлопок спального матраса, странное, влажное дыхание мокрой кожи и прежде всего свистки. Однако темнота внизу слишком хорошо скрывала лагерь. Она видела лишь отдельные всполохи лунной ряби и ничего больше.

Хуже того, воробьиные зубы-близняшки должны были показывать ей лучи взглядов, рыскающих по лагерю, чтобы при необходимости она могла их отвернуть. Зубы горели ровно, как всегда, и тем не менее…

Фу не видела внизу ничего.

Ни ищущих взглядов, ни порождаемых ими лучей, ни Стервятников, ковырявшихся в земле. Только переменчивая, скользкая ночь.

Снизу донеслось короткое шипение, за которым последовало дуновение чего-то прогорклого и горелого. Затем посвистывание сдвинулось, выплыло из лагеря и устремилось на север.

Фу не дышала, пока вдали не затих последний звук.

– Кто-нибудь понял, что это было? – шепнула она.

– Нет. – Голос Тавина дрожал. – Жас?

– Понятия не имею.

Фу покатала зуб Па, отчасти чтобы подумать, отчасти чтобы успокоить себя знакомой искоркой. Что бы он стал делать, если бы за ним охотилась сама ночь?

То же, что делал всегда: оберегать их.

– Останемся сидеть здесь до рассвета. Вы двое постарайтесь поспать. Привяжитесь к ветке, если получится. – Им предстояли долгие и холодные несколько часов. Фу решила провести их, размышляя о том, что это прошло через лагерь, и вздрагивая при малейшем треске. – Я закончу свое дежурство.

* * *

Рассвет не принес ответов.

Правда, он подарил им небольшое облегчение. Брошенные запасы были разбросаны по лужайке, будто по ним прошелся пьяница, однако почти все оказалось в приемлемом состоянии. Гости оставили всего два знака своего пребывания. Первым были странные, извилистые следы на земле, будто что-то тащили.

Вторым была тонкая пленка чего-то липкого и обугленного, оставленная на окончательно мертвых дровах. Очертания оказались слишком четкими, чтобы не узнать: плоский, закругленный по краям клин с пятью вмятинами на широком конце.

– Это отпечаток ступни, – сказал Тавин. – Но кто наступает на угли и не вскрикивает?

– Если мы правы насчет того, что Русана колдунья, возможно, это были порабощенные ею люди. – Жасимир бросил предусмотрительный взгляд на Фу.

Она проигнорировала его. Если принц полагал, будто нападение какого-то незримого кошмарного зверя может заставить ее забыть его слова, то он сильно недооценивал глубину ее ненависти.

Она лишь потуже затянула свой узел с вещами.

– Можем обдумать это по дороге. Не годится тратить дневной свет попусту.

Жасимир втянул ртом воздух. Она это тоже проигнорировала.

Тавин указал на что-то за ее спиной.

– Фу, посмотри.

Она оглянулась. Над макушками деревьев в северном направлении вилась тонкая колонна оранжевого дыма.

Похоже, Завет уготовил ей сегодня долгий день. Она со вздохом развязала узел.

– Сколько до него? – спросил Тавин.

– Чумные маяки начинаются с черного. – Она поискала карту на бараньей шкуре. – У каждой соседней лиговой метки пускают фиолетовый дым. Затем у каждой лиговой метки, откуда виден фиолетовый дым, зажигают синий, потом зеленый, желтый, оранжевый и красный. – И точно: на юге, там, где они проходили мимо лиговой метки накануне, появился красный завиток. – Так что лиг пять или шесть.

Она развернула карту. По коже выжженными линиями расползалась паутина рек и дорог, отмеченных вороньими знаками, вкрапленными в леса и холмы.

– Это Ливабай? – Тавин заглянул ей через плечо. – Потому что это явная западня.

Его дыхание на ее волосах мешало. Фу стиснула зубы и попыталась сосредоточиться на городах. Ливабай раскинулся на берегах озера, а она не видела ни одного на протяжении семи лиг.

– Нет.

Ее палец прошелся по равнине, касаясь возможных источников дыма. Ответы были безрадостные.

– Мы знаем, что это к северу отсюда. Если нам повезет, то точно к северу. Если не до конца, то нам придется на следующем перекрестке свернуть западнее. Хуже всего, если к востоку.

– Триковой на северо-востоке, – напомнил Тавин. – Почему восток – это плохо?

– Потому что тогда чума, скорее всего, в Гербаньяре.

Она прочитала городские знаки Ворон. «Холодно». «Не оставайтесь на ночь». И самый замечательный: «Олеандры».

Неодобрительный взгляд Тавина резал, как соколиная сталь.

– Слишком рискованно.

– Все они слишком рискованные, – ответила Фу. – Па тебе говорил: Вороны идут туда, куда их зовут.

– А если тебя зовут в ловушку? – Насупленные брови не разглаживались. – Вчера мы разминулись со Стервятниками, потом по нашему лагерю прошелся худший в мире ансамбль волынщиков, а теперь вдруг этот чумной маяк точно оттуда, куда направились и те и другие. Даже если этот настоящий, как ты думаешь, сколько времени понадобится Клокшелому, чтобы догадаться, чем он может нас заманить?

– Для начала ему придется найти город, который это позволит. Как бы они нас ни ненавидели, люди знают, что происходит, если напасть на Ворон в открытую. – Фу указала на долину рядом с Триковоем. Одинокий вороний знак говорил: «пепел». – Когда-то тут была деревня. Решили, что вождь запросила слишком большое причастное, и зарезали ее мужа и ребенка. Стая разнесла молву, и когда в следующий раз в той же деревне запалили чумной маяк, никто не явился, пока вся долина не сгнила. Сама видела, как горит. Город, который одолжит Клокшелому свой чумной маяк, знает, что его ожидает то же самое.

Тавин встал, скрестив руки.

– Он может не оставить им выбора.

– А я все равно должна откликнуться, – отрезала она. – Это мой долг. Я не могу отзываться только тогда, когда это легко сделать, как и ты охраняешь принца не только тогда, когда он в безопасности. И если ты думаешь, что остальная область не обрушится на Ворон за неотвеченный маяк…

– Я не стану подвергать тысячи жизней опасности чумы, – вмешался Жасимир. – Она права. Кроме того, нам нужно больше припасов, а не то мы не дотянем до гор. И единственный способ их получить – за счет причастного.

– Легко говорить, когда твоя каста не заражалась чумой с Амбры, – проворчал Тавин. – Ну да ладно, я в меньшинстве.

– Телом займусь я. – Рукоятка сломанного меча Па ткнулась Фу в бок. – Вам двоим остается только надеяться, что это не Гербаньяр.

* * *

– Полагаю, я мог бы надеяться и посильнее, – признал Тавин на следующее утро.

Черная змейка дыма поднималась в небо, рожденная сигнальным столбом Гербаньяра.