– Есть такая штука, как психология толпы, – возразил он. – Люди превращаются в овечье стадо, никто не решается на первый шаг. В подобных условиях арийцы вели бы себя так же.

Не отвечая, она вытащила из-за банок консервов бутылку, откупорила и плеснула в стаканы. Гуго решил больше ее не мучить. Если они с Бертом предатели, пусть их разоблачает кто-то другой. Он уже столько раз закрывал глаза на преступления нацистов и может позволить себе не заметить двух немцев, сражающихся в аду Аушвица.

– Только никому не говорите, – попросила Адель, ставя стаканы на стол. – Мы, младший персонал, храним шнапс для самых тяжелых минут. Не нужно никому об этом знать.

– Я нем как рыба, – заверил Гуго, подразумевая скорее «Унион-верке», чем жидкость, весело сверкающую в стаканах.

Адель залпом выпила свою порцию. Гуго отсалютовал ей и последовал ее примеру. Жидкость приятно обожгла горло. Он собирался попросить еще глоточек, когда заметил через приоткрытую дверь тень в коридоре. Послышался женский шепот. Гуго поднялся. Им двигало не любопытство, а инстинкт сыщика. Адель открыла было рот, но он быстро приложил палец к губам. Гуго по стеночке прокрался к двери. В узкий зазор можно было разглядеть только плитки пола и стену, отретушированную тенями.

– Но он спрашивал меня об обручальном кольце, – простонал женский голос.

В клубке теней Гуго различил светлые волосы и гордый профиль фрау Браун. Он чуть-чуть приоткрыл дверь. Перед ней в позе актера из американского фильма возвышалась долговязая фигура Беккера. Последний покачал головой:

– Ну и что? Извини, но ты ведешь себя как истеричка.

– Не хочу, чтобы все раскрылось.

– Кольцо в бассейне, его никто не найдет.

– Знаю, но…

– А хоть бы и нашли? Что это доказывает?

Осмунд хотел погладить Брунгильду по щеке, но та отшатнулась и затравленно огляделась. Видимо, свет из приоткрытой двери ее насторожил, и она кивком позвала Беккера за собой.

– Твою мать, – прошептала рядом Адель, прижимаясь к стене. – Я же говорила, что у этих двоих есть отличный мотив.

– Значит, нужно найти кольцо, – согласился Гуго.

– А еще я говорила, что Берт невиновен! – Она победно глянула на него.

– Лучше скажите: у вас есть первитин?

32

Бассейн для сбора воды был темен и скорее напоминал распахнутую пасть. Чтобы им могли пользоваться по назначению, заключенным приходилось каждый день взламывать лед. Льдины плавали по поверхности, как обломки кораблекрушения. Гуго мрачно всматривался в воду. Адель, дрожа от холода, стояла рядом.

– Полагаете, кольцо там? – с сомнением спросила она.

– Этот бассейн ближайший к десятому блоку. Если кольцо сняли с трупа, его вполне могли выкинуть сюда.

Сунув ему в руку таблетку первитина, Адель сказала:

– Не нравится мне ваша идея. Ничего вы впотьмах не найдете. Пусть охранники завтра поищут.

– «Завтра» – синоним слова «поздно».

Гуго проглотил таблетку, подождал. Через несколько минут его охватила легкая эйфория. Он почувствовал себя охотником, готовым сразиться с тигром-людоедом. Первитин вовсю использовали на русском фронте, чтобы не чувствовать мороза, усталости, голода и страха. В Аушвице препарат испытывали на заключенных, выясняя, как долго они смогут переносить холод.

– Это опасно в вашем состоянии.

Голос Адель слышался словно через вату. Красивый, но такой далекий. Гуго подумал, что в своем состоянии он прежде всего не должен терять время. Разделся, оставшись в трусах и майке, взял сетчатый черпак, которым тралили бассейн, сел на бортик, посыпанный крупной солью. И соскользнул в бассейн. Ледяная вода впилась в тело тысячью острых крючьев, но вскоре это ощущение прошло. С первитином в крови можно было запросто умереть от переохлаждения. Мозг прекращал посылать телу сигналы об опасности. Примерно то же происходило с поврежденными нервными окончаниями у самого Гуго. Он слыхал о солдатах, замерзавших насмерть в заснеженной русской степи и не понимавших, что замерзают.

Гуго медленно двигался вдоль бортика, держась за него одной рукой, чтобы не оступиться из-за больной ноги. Возил черпаком по дну, время от времени вытягивал его наружу. Сетка оставалась пустой. От возбуждения мышцы лица напряглись, сердце стучало все быстрее.

– Герр Фишер, прошу вас, вылезайте! – взмолилась Адель.

– Рано.

Он методично проверил все углы. Внутри глухо закипала злость. Пусто!

– К черту! – наконец раздраженно выругался Гуго.

Адель вскрикнула и бросилась к нему. Помогла выбраться и одеться. Он накинул на плечи пальто, разочарованно тряхнул головой и понял, что не в состоянии сжать набалдашник трости. Пальцы посинели, однако он ничего не чувствовал. Напротив, ему было жарко.

– Здесь ничего нет. Сколько таких бассейнов отсюда до Биркенау?

– Вы что, собираетесь проверить их все? – заорала Адель. – Еще Солу обшарьте, но уверяю вас, летом там поприятнее.

– Вы же сами слышали про бассейн, – попытался отбиться Гуго. – Кольцо в бассейне.

– Может, они говорили о бассейне на вилле? – предположила она.

Гуго вытаращился на нее. Вот дурак! Почему сам не подумал? Ведь Клауберг рассказывал ему о бассейне в саду. Они там праздники закатывали, не замечая пепел с небес.

– Вы же не полезете туда сами? – Адель поплотнее запахнула пальто. – Отправьте туда пловца. Я знаю одного, из заключенных. Подобной работой здесь занимаются они, а не немцы. Вы нужны нам живым, герр Фишер. Кто, кроме вас, закончит расследование?

– Вы, конечно! – Гуго рассмеялся; первитин бурлил в жилах. – У вас отлично получается.

Вилла Браунов находилась на повороте дороги, ведущей от железнодорожной станции к Штаммлагу. За густой и высокой живой изгородью не видно было ничего, кроме покатой сланцевой крыши с дымящейся трубой.

На заднем сиденье «лоханки» рядом с Гуго сидел Ян. Поляк не произнес ни слова, немецкого он не знал. Высокий, худой, широкие плечи выдавали в нем спортсмена. Когда сыщик и медсестра пришли за ним, он не возражал, хотя даже не понял, куда его тащат. Эсэсовец рассказал Гуго, что Яна привезли в Аушвиц в августе, и с тех пор он в жару и в холод развлекает их, доставая из воды предметы. «Настоящее чудо природы, – добавил охранник. – Мускулы что твоя струна». Никаких мускулов под робой Гуго не видел. Голод давно их сожрал.

– Приехали, – сказал Гуго.

Ян не пошевелился. «Лоханка» остановилась под высокой плакучей ивой, тоскливо склонившейся к самому снегу. Дереву было лет сто, не меньше. Оно видело и Великую войну, и бог знает что еще. Ива словно царила во дворе. Овчарка, привязанная у сарая, зашлась в лае, извещая хозяев о гостях. Из пасти у нее валил пар.

Гуго вылез из машины, осмотрелся. Заснеженная крыша дома, крыльцо, сарай, откуда торчит блестящее рыло мотоцикла. Наконец, бассейн в окружении гипсовых статуй. На