заседать в ландтагах, мог принадлежать только тот, кто имел занесенное в особый реестр ландтага владение и мог доказать наличие не менее восьми поколений благородных предков. Свежеиспеченные владельцы рыцарских имений такого права не имели. Но вопреки сопротивлению старого дворянства случаи пожалования в дворянство чиновников, офицеров, торговцев, придворных поставщиков, предпринимателей и ученых в XVIII в. стали довольно обычным явлением.

Обладание особыми привилегиями и местной судебной властью обязывало дворян вести особый образ жизни, зачастую разорительный для небогатых из них. Для улучшения образования и воспитания своих детей дворяне стали приглашать домашних учителей и гувернеров, для дворянских сыновей создавались рыцарские академии, католические семьи посылали их в иезуитские гимназии. Дворянские отпрыски все чаще посещали университеты, хотя обычно очень недолго. Постепенно стал формироваться новый тип сравнительно образованного и энергичного дворянина, рачительного сельского хозяина и хорошего государственного чиновника. Поэтому о немецком дворянстве XVIII в. нельзя говорить как о приходящей в упадок паразитической касте. Экономическая необходимость и социальные интересы пробудили в нем значительную энергию, что и стало одной из причин его прочной и долговременной ведущей политической роли во всех германских государствах.

Важную роль в обществе традиционно играло духовное сословие. Социальный облик католического и протестантского духовенства во многом был различным из-за специфики положения и функций в обществе. Католические священники в силу предписанного им целибата (безбрачия) в какой-то мере стояли вне общества. Они владели обширной церковной собственностью, не подлежавшей продаже или наследованию. Протестантское же духовенство, как правило, семейное и небогатое, напротив, было прочно включено в социальную жизнь общества. Католический высший клир почти без исключений происходил из дворянства и далеко отстоял от низшего духовенства, чаще всего крестьянского по происхождению, бедного и необразованного. В протестантском духовенстве не было таких резких различий, но, разумеется, положение деревенского пастора разительно отличалось от положения придворного проповедника или главного пастора крупной городской церкви. Важным было и то обстоятельство, что протестантское духовенство являлось как бы самовоспроизводящимся слоем, должность пастора становилась семейной традицией. На селе пасторы, являясь обычно единственными образованными людьми, исполняли кроме церковных и различные административные обязанности, что приближало их к положению государственных чиновников. Высшие евангелические священники обычно женились на дворянках. Но пожалование им самим дворянского звания не было принято. Протестантское духовенство с правом можно считать профессиональным слоем, причем социально весьма динамичным. Примечательно, что почти все крупные немецкие философы, писатели, ученые и юристы XVIII в. происходили из пасторских семей.

Подавляющую часть (75–80%) населения Германии и в XVIII в. составляло крестьянство. После Тридцатилетней войны его социальное положение заметно ухудшилось. Например, свободные крестьяне Восточной Пруссии потеряли право заседать в ландтаге, а введение наследственного подданства поместных и домениальных крестьян фактически превратило их в крепостных. Напротив, в это же время в Вюртемберге крестьянские общины расширили свое участие при выборах в ландтаг. Почти во всех германских государствах сохранилось деревенское самоуправление.

Немецкое крестьянство XVIII в. в целом делилось на три основные группы. К первой принадлежали зажиточные крестьяне, хозяйство которых оценивалось в сумму более 10 тыс. талеров. Вторую группу составляли крестьяне с такими доходами, которые позволяли им вести собственное хозяйство и обеспечивали сносное существование. Крестьяне третьей группы не могли прожить за счет только сельского труда и были вынуждены заниматься побочными промыслами. В общей массе третья группа составляла примерно три четверти всего крестьянства.

Кроме собственно крестьян в немецкой деревне имелись и многочисленные безземельные слои, называемые по-разному в различных районах страны (косситы, бринки, инсты, бобыли, лачужники, огородники и т. д.). Эти группы, численность которых неуклонно росла, не принадлежали к сельской общине, поэтому статистика не включала их в категорию крестьян. Между тем в прусской Силезии в 1767 г. только 24,2% сельского населения составляли крестьяне, 47,8% являлись огородниками, а 28% — лачужниками. Примерно таким же было соотношение и в старогерманских землях. Таким образом, в XVIII в. социальная структура немецкой деревни значительно изменилась. Владельцы дворов и земельных наделов повсеместно стали меньшинством сельского населения, но именно они составляли верхушку крестьянской общины и задавали в ней тон.

Социальная структура немецких городов XVIII в. отличалась большой дифференциацией, на которую указывают подробные налоговые классификации жителей. Так, в 1731 г. во Франкфурте-на-Майне все население было поделено на пять категорий, которые обязаны были даже носить различную одежду. В столичных резиденциях социальный облик определяли двор, бюрократия и военные. Они не входили в городскую общину и не могли быть членами магистратов, но их присутствие ощутимо сказывалось на экономической жизни городов. Так, в Брауншвейге в 1758 г., кроме низших слоев (36% всего населения), из оставшихся 28% были военными, 17% были заняты при дворе, в администрации, церкви и культуре, 49% были ремесленниками, а 6% торговцами.

Мелкое городское бюргерство состояло преимущественно из цеховых мастеров и их семей. Не только мастера различались по степени благосостояния, но и сами цехи имели различный престиж и соответственное влияние. К мелкому бюргерству принадлежали и розничные торговцы, также обычно организованные по цеховому принципу. Трудно провести отчетливую границу между этими слоями. К ним в XVIII в. принадлежали и обедневшие ремесленники, и разбогатевшие «фабриканты», полуграмотные торговцы и образованные учителя. Характерной чертой мелкого бюргерства была набожность, а цеховые обычаи определяли нормы поведения. Большое значение придавалось предписанным по рангу одежде и обращению, воспитанию детского послушания и подчеркнутому отмежеванию от неимущих слоев.

В социальной структуре немецких государств имелись и различные особые и маргинальные группы. Но это не означает, что их члены были непременно бедны и социально унижены. Напротив, в некоторых случаях такие группы обладали даже привилегированным статусом. К ним принадлежали переселившиеся в Германию гугеноты, «богемские братья» из Чехии. Безусловно, неинтегрированными оставались евреи, несмотря на их заметную роль в обществе. В крупных городах они селились в особых кварталах — гетто, в других местах их проживание в строго ограниченном количестве разрешалось княжеской охранной грамотой. Они не могли владеть землей, входить в цехи и местные общины. При таких ограничениях им оставались только торговля и ссудные операции. С другой стороны, их особый статус вызывал у окружающих антипатию или откровенную враждебность. Социальная изоляция и ограниченность сферы деятельности формировали у евреев своеобразный тип мыслей и поведения.

Наиболее благоприятным было положение верхнего богатого еврейского слоя. Так, торговля Гамбурга с Испанией и Португалией полностью находилась в руках сефардов, евреев — выходцев с Пиренейского полуострова. Но, тем не менее, даже для членов богатой и влиятельной еврейской общины Франкфурта-на-Майне только в 1728 г. было отменено предписание носить на верхней одежде особый отличительный знак. До 1762 г. евреям было запрещено проживать в Мюнхене, в Саксонии они могли селиться только в Дрездене и Лейпциге. В Пруссии Фридриха Великого по «Общей