Человек, который убил милиционера Лукьянова, написалоперативнику Бушуеву лично. Сначала он хотел отправить письмо на имя начальникарайотдела милиции, но Карпачева было очень трудно застать. То на совещаниях, тона выездных каких-то сессиях, то на собраниях, то гостей из областного центравывозит на хитрые милицейские заимки, где их принимают по высшему разряду ипозволяют порыбачить в заповедных водоемах. Вдобавок у Карпачева был бзик: онне выносил, когда адресованная ему почта вскрывалась кем-то другим. Даром чтобез обратного адреса и явная анонимка – если человек хочет, чтоб его письмопрочел именно Карпачев, значит, так и будет, так что никакие секретарши пустьручки к личной переписке начальника отделения не протягивают! Ну что ж, хозяин– барин, никто не спорил с его волей, поэтому пачки писем на письменном столеКарпачева дорастали порою до изрядной вышины, пока он не находил время всесразу вскрыть и просмотреть. Два или три раза мимо милиции пролетала весьмаценная и полезная информация от добровольных пособников закона, которые считалисвоим долгом сообщать органам о готовящемся преступлении. Однако на Карпачеваэто никак не действовало, и он продолжал волынить с адресованными ему письмами.

Такая ситуация никак не устраивала человека, который убилмилиционера Лукьянова. Ему до зарезу нужно было, чтобы письмо возымело действиекак можно скорей, буквально со дня на день. Он просто не мог дольше ждать, емунужно было привязать Бушуева к месту и обезопасить себя от возможной слежки. АБушуев последнее время совсем озверел, это все говорили. Кроме Петра Манихина,у него определился еще некоторый круг возможных фигурантов по делу обограблении сберкассы, и он, чудилось, умудрялся следить за каждым из них поотдельности и за всеми вместе одновременно. То есть ни в какую минуту никто изних не мог быть уверен, что его дорогу в самом неожиданном месте не перейдетоперативник Бушуев. А фигурант не мог рисковать, потому что случилось то, чегоон никак не ожидал: позавчера ночью разразилась гроза с таким ливнем, что кнему вполне можно было применить библейское выражение: «Разверзлись все хлябинебесные». И вот из этих хлябей низверглось столько воды, что она неслась позаманихинским улицам бурным потоком, все смывая и размывая на своем пути.Сколько курятников обвалилось, сколько сараев рухнуло, сколько грядок с ужевысаженной рассадой погибло! Даже берега Заманихи в некоторых местах былиподмыты и рухнули!

Пострадал и тайник, в котором убийца милиционера Лукьяноваспрятал деньги. Свои кровные восемьдесят тысяч. Кровью омытые… Деньги подмокли,местами слиплись. Брать их домой, сушить там было полным самоубийством,фигурант это отлично понимал. А между тем деньги нуждались в немедленнойпросушке! Фигуранта начинали судороги скручивать, стоило представить себе, чтовсе это богатство слипнется, заплесневеет, поблекнет, утратит «товарный вид». Онет, ему не доставляло удовольствие шуршание новеньких денежных бумажек вруках. Но вместе с ними в его руках шуршали неисчислимые, поистине безграничныевозможности, это его мечты шуршали, словно нашептывали райское блаженство. Онуже привык к их шепоту, он видел картины будущего, прекрасные картины… И воттеперь они тоже словно бы подмокли и начали покрываться плесенью.

Чтобы мечты смогли сделаться явью, нужно было только одно:как можно скорее высушить деньги! Он отлично знал, где это можно сделать, нотуда еще надо добраться… Да это тоже полдела! Главное – обезопасить себя отвозможной встречи с Бушуевым, от его слежки. А как это сделать? Не прибьешь жеВаньку гвоздями к месту!

И тут в голову фигуранта пришло решение вопроса. Оно былопростым, как все гениальное. Он сел за стол и написал анонимку…

О, это лишь звучит просто и обыкновенно: написал анонимку!Сам по себе процесс ее создания был лишь чуть-чуть менее сложным, чемограбление сберкассы.

Сначала фигурант надел нитяные перчатки – точно такие же, вкоторых открывал сейф, но другую пару, потому что те, использованные, уничтожилв ночь, когда ограбил кассу. Потом руками в перчатках он вырвал листок изтетрадки в клеточку, купленной отнюдь не в местном магазине, а в Москве, все втой же командировке, когда он запасся всем прочим реквизитом. Фигурант сам незнал, зачем купил эту тетрадку. Но вот купил же – вместе с десятком конвертов.Причем еще тогда, повинуясь какому-то почти звериному чутью, которое частопобуждало его к тем или иным поступкам, он эту пачку конвертов сунул вполиэтиленовый пакет и больше к ним не притрагивался. И вот теперь достал один– из самой середины, твердо уверенный, что ни разу не коснулся его голымируками. Взял шариковую ручку с новым, чистеньким стержнем в левую руку иосторожно, вдумчиво принялся писать, тщательно вырисовывая каждую букву сначалана отдельном листе бумаги, а потом повторяя ее на конверте и в письме. Фигурантстарался писать не так, как обычно: буквы у него были лишены привычнойвитиеватости, а вышли сухощавыми, неуверенными, как бы дрожащими, наклоненнымине четко вправо, а бредущими кто в лес, кто по дрова. Более того! Там, гдепривычка подсказывала вести черту сверху вниз, он проводил ее снизу вверх, гдехотелось провести справа налево, тянул слева направо.

Это был тяжкий труд! Врагу не пожелаешь! Оттого, что писатьприходилось в перчатках, руки вспотели и плохо слушались. Впрочем, в концеконцов это оказалось на пользу делу, поскольку сделало почерк совершеннонеузнаваемым. И неудобочитаемым, конечно… Ничего, был уверен фигурант, такаядотошная сволочь, как Бушуев, прочтет анонимку, лишь только наткнется на имяПетьки Манихина. А именно Манихин был главной фигурой в письме человека,который убил милиционера Лукьянова. И расчет был как раз на то, что при имениМанихина оперативник Бушуев сделает охотничью стойку и с азартом боевого псаринется искать добычу там, где ее нет, никогда не было и быть не могло.

Вот что было написано в этом письме: