– Да.

– И что же?

– Тебе надо обратиться в милицию, – вместо ответа сказала я. – Пока не поздно. Нужно снять побои и написать на Кулагина заявление. Если ты этого не сделаешь, он будет также безнаказанно действовать и дальше. Его надо остановить.

– Я не пойду в милицию. Правда на стороне русских. Я это уже проходил.

– Шандор, я буду твоим свидетелем.

– Ты ничего не видела.

– Я видела в прошлый раз. И другие видели. Денис, например. Я уверена, он…

– Нет, Лизавета. Давай забудем это как страшный сон. Я хочу, чтобы всё скорее улеглось, и об этом забыли.

Но я-то знала, что это не уляжется. Знала, потому что слышала Кулагина и его угрозы. Но не могла сказать о них Шандору. Зачем ему нужен друг, из-за которого одни беды? Он порвет со мной и будет прав. Но не для того я так долго шла к своей цели, чтобы пойти на поводу какого-то психа. Я найду на него управу. У меня тоже есть отец, и он не последний человек в этом городе.

Одно я знала точно – мне нужно поговорить с отцом. Возможно, выход найдется у него. Учитывая все обстоятельства, наши с ним отношения были весьма натянутыми: я никак не могла смириться с появлением в его жизни посторонней женщины, и его попытки преодолеть возникший между нами барьер не приносили плодотворных результатов – но сейчас я могла обратиться только к нему. У него могут быть нужные связи.

Я была не в том настроении, чтобы снова встретиться с его любовницей, и поэтому не хотела идти в клинику. Оставалось ждать вечера, и я молилась, чтобы у него не оказалось ночного дежурства или иного мотива отсутствия, за которым он скрывает свое дежурство. Из дома я набрала его рабочий номер и, получив ожидаемый ответ, что он занят, попросила Оксану Вячеславовну, ответившую на звонок, чтобы отец перезвонил мне, как освободится. Я должна быть уверена, что вечером его ничто не задержит на работе.

Я была не в том настроении, чтобы снова встретиться с его любовницей, и поэтому не хотела идти в клинику. Оставалось ждать вечера, и я молилась, чтобы у него не оказалось ночного дежурства или иного мотива отсутствия, за которым он скрывает свое дежурство. Из дома я набрала его рабочий номер и, получив ожидаемый ответ, что он занят, попросила Оксану Вячеславовну, коллегу отца, ответившую на звонок, чтобы отец перезвонил мне, как освободится. Я должна быть уверена, что вечером его ничто не задержит на работе.

Нужно было готовиться к зачетам, но мысли витали далеко от учебы. Время тянулось медленно и с каждой минутой нарастало беспокойство. Постоянно думала о звонке отца, переживала, что ему забудут передать мою просьбу.

Вместе с тем волновалась и о Шандоре. Я боялась, что ему снова на пути встретится Кулагин с дружками. Способен ли тот повторить свою подлость чужими руками? Я отгоняла эти подозрения, пытаясь сохранить веру в его светлое начало.

Мама, заметив мою тревожность, сама забеспокоилась, не случилось ли беды с папой. Она слышала, как я звонила отцу на работу и просила его перезвонить. Я подумала, что лучше сказать ей правду, чем вызвать у нее безосновательную тревогу, и пояснила, что с папой все в порядке, беда у другого человека, и мне нужен отец, чтобы решить одну проблему.

– Ты не могла это у меня спросить? Он говорил, что сегодня у него нет дежурства.

Сил отвечать маме не было. Да и что ответить? Что он мог задержаться с любовницей? Я просто попросила таблетку от головы и ушла в свою комнату ожидать отца. Словно в его появлении был весь смысл моей жизни.

Не прошло и часа, как папа примчался домой. Он разволновался, что стряслось что-то серьезное, о чем я умолчала по телефону. Увидев, что руки-ноги-голова у меня на месте, он вздохнул с облегчением. Мы заперлись с ним в моей комнате (я очень просила маму нас не беспокоить), и, заметив его озабоченный и взволнованный взгляд, поведала ему свою историю. Отец знал Егора, пару раз тот был у меня на дне рождения, и отцу казалось странным, что такой молодой человек, во всем положительный, может причинить вред. Он выразил сомнения в его причастности к избиению, ведь, по моим словам, следов драки на нем замечено не было. Уверена ли я в честности новоиспеченного друга?

Я ни на секунду не переставала верить Шандору, как бы папа не пытался меня сбить с толку, выясняя все детали.

– Папа, Егор обещал размазать Шандора по асфальту, если я не перестану с ним общаться. Это ли не доказательство того, что Кулагин причастен к его избиению?!

– Ужас! Он так и сказал?

– Да, папа. Я только сейчас поняла, как он изменился за последний год. Егор стал наглым и развязным, но меня это не касалось, и я не придавала этому значения. Но сейчас из-за меня пострадал человек, и я не могу оставить это безнаказанным. Мне нужна твоя помощь. У тебя же есть какие-нибудь связи в органах? В милиции, например.

– У меня есть связи в медицине, – напомнил отец свою причастность, – но в правоохранительных органах… не припомню, чтобы кто-то был. Может у Марка есть? Он все-таки юрист, ближе к органам.

– Папа, ему двадцать два года, какие у него могут быть связи? – и взмолилась: – Подумай, пожалуйста, вдруг ты лечил ребенка какого-нибудь важного человека, который хоть как-нибудь приближен к милиции?

– Что ты ждешь от такого человека? Егору нечего предъявить, кроме слов твоего… как его зовут?

– Называй его Юрой. Может он просто проведет с Егором ознакомительную беседу, расскажет, что такое хорошо и что такое плохо. Как-то вразумит его.

Я понимала глупость моей просьбы. Не было никаких оснований, чтобы проводить такие беседы – Шандор не написал заявления, не снял побои, а значит, инцидента не было.

– Почему ты переживаешь за этого парня? Ты его любишь?

– Мы просто друзья, папа. Шандор – хороший человек. Несмотря на его нелюдимость, он открытый и добрый парень. Мы только стали с ним общаться, и я не хочу, чтобы из-за меня эта дружба оборвалась. Ведь Егор вбил себе в голову, что влюблен в меня и думает, я дразню его, ревнует к Шандору, – и, понизив голос, я закончила: – Если ты мне не поможешь, я больше не знаю, к кому обратиться.

– А что за странное имя у этого парня? Откуда он?

– Это имеет значение?

– Нет, просто некоторые народы очень