Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Куда мы теперь пойдём? — Агот протянула шаману пшеничную лепёшку и кусок вяленой телятины.
— Увидим, — он только сейчас вспомнил, что не ел с самого утра.
Жадно оторвав большой кусок лепёшки, запихнул в рот и запивал водой из бурдюка.
Здесь, в Роще, прожить можно. Ручей рядом, горы неподалёку, но вот псы да гиены… Замучаются отбиваться от тварей, слишком их здесь много.
— Как там Альмод?
— Вроде ничего, — пожала плечами девчонка. — Вернулся к остальным, даже поел немного.
— А то! — горько усмехнулся Орм, прожёвывая кусок мяса. — Скажи, что здесь жду. Нужно решать, как дальше.
Агот кивнула и поспешила выполнять поручение.
Голоса за спиной постепенно стихали. Обессиленные, истощённые горем, люди погружались в тревожный сон. Завтра новый день, новая жизнь, начавшаяся со слёз утраты.
За спиной хрустнула сухая ветка. Орм смерил сына вождя сочувствующим взглядом. Тот молча опустился рядом.
— Жаль твоего отца, — он тяжело вздохнул. — Гард прожил славную жизнь и обязательно вернётся в своё время.
— Я знаю, — опустил голову Альмод, — но легче от этого не становится.
— Не время сопли распускать. Оплачем погибших потом. Выжить — вот наша задача!
— Скажи, старик, — Альмод повернулся к шаману, — как так вышло? Почему раньше не предупредил?
— Я вижу то, что Мать позволяет.
— А разве она не должна заботиться о своих детях? Что ж это за Мать-то такая?
— В тебе говорит горе, потому и не видишь многого. Оглянись: ты жив, значит так нужно. Выжили те, чей путь не подошёл к концу. Разве нас Мать не уберегла?
Альмод недоверчиво покачал головой. Сложно смириться со смертью родителей, но куда тяжелее принять смерть молодых, которым, казалось бы, ещё жить и жить.
— Теперь ты вождь! Так веди свой народ, а не слюни пускай.
— Куда вести-то! — ухмыльнулся Альмод. — Зима на пятки наступает, а мы без крова, без одежды, без скотины. Раз ты такой мудрый, может подскажешь, а?
— Может и подскажу, — задумчиво произнёс он. — Есть одна мысля, да только неизвестно, что сложнее: остаться здесь или…
Молодой вождь хмыкнул под нос.
— Чего хмыкаешь? Сам же спросил.
— Ну хорошо, — сдался Альмод. — Говори, перебивать не стану.
Шаман опустил ладонь на крепкое плечо воина. Ещё мальчишка, и двадцати не стукнуло. Ни опыта, ни знаний, тяжко ему придётся.
— Исайлум, — Орм искоса поглядел на новоиспечённого вождя.
— Никогда! — взревел Альмод, но тут же осёкся и продолжил уже спокойным тоном. — Никогда не произноси при мне ничего, что связано с этим проклятым танаиш!
— Зря. Ты ещё мальчишкой был, мало что понимал.
— А что тут понимать? Он убил Ауд!
— Севир не убивал её. Во всяком случае погибла она не от его руки.
— Он её не уберёг!
— Не забывай, он потерял не только Ауд, но и собственное дитя, которое она носила под сердцем, — напомнил Орм. — Он любил твою сестру, можешь в этом не сомневаться.
— Мне за это ему в ноги кланяться? Мы приняли его, как своего, хотя по закону он враг. Да, он танаиш, дитя природы и всё такое, но разве не ты постоянно твердишь, как опасны рабы Регнума? Отец принял его, женил на единственной дочери, доверил самое драгоценное.
Шаман поднял голову к небу, на редкость для осени, чистому, без единого облачка. Звёзды мириадами усыпали бездонный простор, складывались в узоры, переливались и подмигивали.
— Посмотри наверх. Как много звёзд и каждая из них — песчинка в бесконечном океане мироздания, — он умолк на мгновение, наслаждаясь видом. — И у каждой есть своё предназначение. Ни ты, ни я даже не догадываемся о смысле их существования, но это не значит, что его нет.
— К чему сейчас эти россказни, Орм? — с досадой в голосе проговорил Альмод. — Или звёзды подскажут, как отстроить новые жилища и чем накормить завтра мой народ?
— Не подскажут. Никто не подскажет. Но запомни на будущее, сын Гарда: у всего есть смысл и не важно, понимаешь ты его или нет. Севир пришёл к нам не зря. Не просто так и твой отец принял его вопреки обычаям. Даже смерть Ауд часть замысла Матери-Земли. И больше того, я чую: этот день — очередное звено событий, смысла которых мне пока не уловить. К несчастью.
— Хочешь сказать, вся кровь, пролитая сегодня, только ради того, чтобы мы попали в Исайлум? — Альмод с усмешкой поглядел на шамана.
— Думаю, стоит выяснить, — кивнул Орм. — Что мы теряем в конце концов?
— Честь и гордость! Вот что теряем! Да я и крохи хлеба не приму из рук этого ублюдка.
— Ты просил моего совета, — устало проговорил он, — и ты получил его. Исайлум — единственное место, где мы сможем перезимовать, не боясь замёрзнуть или быть разорванными гиенами на части. Решение за тобой. Определись, наконец, кто ты: вождь или заносчивый мальчишка, трясущийся над собственным самолюбием?
«Король — второе лицо после Сената, представляющее государство и народ. Любое решение, принятое монархом и касающееся политических вопросов, считается законным, если оно входит в его полномочия или официально одобрено Сенатом. Дополнительные полномочия монарха определяет Сенат, исходя из интересов граждан государства».
«Заветы потомкам», 08.030
Твин с наслаждением растянулась на непривычно мягкой постели. После сытного обеда клонило в сон. Она и вспомнить не могла, когда в последний раз удавалось так долго бездельничать.
Всего в замке оказалось около дюжины осквернённых, не считая их, шестерых. Кроме Восемьдесят Третьей, старшей по казарме, и Морока, который, как выяснилось, вовсе не плохой малый с отличным чувством юмора, она успела познакомиться ещё с тремя. Остальных худо-бедно знала ещё с Терсентума.
Казарма пустовала. Кто на тренировках, кто на посту. Их же оставили дожидаться смотра. Время тянулось медленно, час сменялся другим, а за ними всё не приходили.
— Может о нас просто-напросто забыли? — Триста Шестой нервно щёлкал костяшками пальцев.
— Тебе-то что? — отмахнулся Шустрый.
— Не могу я вот так, без дела, — посетовал тот. — Может разомнём кости? Кто за спарринг?
— Шёл бы ты со своим спаррингом, — проворчал Девятнадцатый, — куда подальше. Терсентума не хватило?
— Сравнил! Терсентум — не Арена, — мечтательно вздохнул Триста Шестой.
— Что, никак не даёт покоя слава Двести Седьмого?
— Даже если так. Всё лучше, чем в стражники. Представь: всю жизнь тягаться за кем-то и торчать у дверей по ночам. Хороша перспектива, ничего не скажешь.