– Какая досада, что ты не можешь наложить на мой разум заклинание, которое не позволит мне любить.

– Вроде того, которое должно было избавить людей от чувства ненависти? Помнишь, мы с тобой о нём говорили… – Таддеус взглянул на Леандру. – Ох.

– И тут мы плавно подходим ко второй причине моего визита. Ты сохранил черновики?

– Да, где-то там, – он посмотрел на книжные полки у неё за спиной. – Но с тех пор я не продвинулся дальше накладывания его на обезьян и макания их в воду.

– Не слишком гуманно, хотя, насколько я помню, ни одна обезьяна не умерла.

– Они меня даже не покусали. Но не собираешься же ты сказать, что хочешь меня…

– Хочу.

Его красивое лицо осветила широкая улыбка.

– Никто прежде не совершал ничего подобного.

– Никто? – она приподняла бровь.

– Двое лингвистов теоретически обосновали возможность подобных текстов. Первым был магистр Агву Шеннон, наставник твоего отца, вторым – магистр Лотанну Акомма, наперсник твоей тётки и нынешний декан Астрофелла. Я встречался с ним, когда проходил практику в Астрофелле, ну, ты в курсе.

Леандра нахмурилась. В голове что-то мелькнуло, имя вызвало смутное беспокойство.

– Как выглядит этот Акомма?

– Высокий, темнокожий, с длинными седыми дредами. Молчун. В смысле, молчун для академика. А в чём дело?

– Неважно, – покачала она головой. – Так что ты говорил?

– Может быть, Лотанну Акомма или кто-то вроде него и смог бы написать текст, избавляющий от любви, но не я. Я… – он обвёл рукой раскатившиеся по полу опиумные принадлежности. – Я – всего лишь я.

– Это действительно существенный недостаток. Но мне нужно, чтобы уже этой ночью ты превзошёл самого себя.

– Однако…

– За тобой должок, Тад, – её голос сделался вдруг низким и угрожающим.

Помолчав некоторое время, он кивнул.

– Хорошо. Сегодня ночью я сделаю всё возможное, чтобы избавить тебя от любви.

– Несколько лет назад ты попытался добиться того же безо всякой магии и потерпел неудачу, – Леандра встала. – Надеюсь, на сей раз у тебя выйдет лучше.

Спустившись в каюту, Никодимус обнаружил, что пиромантка спит в гамаке. Сэр Клод сковал металлом её щиколотки и запястья, а Дория забинтовала обрубок правой кисти.

Никодимус сел на табурет и достал из поясного кошеля бурый флакон. В другой руке он держал маленький свёрток, от души надеясь, что ему не придётся его разворачивать.

За прошедшие годы Никодимусу не раз и не два приходилось допрашивать пленников. Случалось ему быть суровым, даже жестоким, но никогда прежде он не опускался до изуверства. И вовсе не потому, что был таким хорошим, нет. Просто ему везло. Всегда находились какие-то иные способы развязать пленникам языки. Но однажды удача может от него отвернуться. Вдруг этот день уже наступил?

Никодимус оторвал взгляд от пузырька и заметил, что пиромантка открыла глаза и внимательно его изучает. Лицо женщины оставалось бесстрастным, лишь у рта залегли складки. Девица умело скрывала боль.

– Ты знаешь, кто я? – спросил Никодимус.

Пиромантка кивнула.

– Магистра Дория Кокалас объяснила тебе насчёт руки? Нам пришлось ампутировать её, чтобы раковое проклятие тебя не убило. Ты понимаешь, что такое раковое проклятие и чем грозит моё прикосновение?

Новый кивок.

– Я приказал магистре не применять обезболивающее до тех пор, пока тебя не допрошу. Мне нужны чёткие и ясные ответы. Предлагаю сделку, – он поднял пузырёк. – Это – настойка опиума.

Взгляд пиромантки так и впился в фиал.

– Моя жена говорила, что целители, не дающие надлежащего послеоперационного обезболивания, обвиняются в пытках.

– Как всё удачно сложилось для тебя, – сквозь зубы процедила женщина.

– Ты сохраняешь острый ум, это хорошо. Значит, мы сможем покончить со всем быстрее. Итак, начнём с твоего имени.

Она молча смотрела на него. Никодимус опустил взгляд на бурый пузырёк.

– Странная всё-таки штука мучение лишением чего-либо. Скажи слово «мучения», – и на ум сразу придут стереотипные тиски для пальцев, раскалённое железо и прочее в таком же роде. А ведь если подумать, мучение лишением оставляет куда меньше шрамов на теле и грязи на полу. Притом оно совершенно оправданно, по крайней мере до тех пор, пока я не получу исчерпывающих ответов.

– Какие там ещё оправдания? – выплюнула пиромантка. – Всем известно, ты, твоя жена и вся эта ваша Лига – чудовища. Смешав божественное и человеческое, вы оскорбили Творца.

– Итак, мы приступили к делу. Знаешь ли, мы в Лиге чтим Творца.

– Но ставите своих мелких божков выше него!

– Это что, новая имперская пропаганда? Мол, наши противники – нелюди, а следовательно, их можно и даже нужно уничтожать? Неоригинально. Впрочем, что в нашем мире оригинально? Ну, кроме самого ужасного.

– Больше ты от меня не услышишь ни слова.

– Даже твоего имени?

Женщина отвернулась. Баржа накренилась, гамак закачался.

– Мучение лишением, – медленно проговорил Никодимус. – Хотя чему удивляться? В конце концов, что может быть болезненнее, чем отказ от любви и доброты? Что ранит сильнее, чем ложь недомолвок?

Молчание.

– Ладно, не надо имени. Тогда, может быть, ответишь, зачем имперские чарословы так жестоко расправились с жителями деревушки залива Стоячих островов? Для чего убили невинных людей?

Её лицо перекосилось от ненависти.

– Мы н-не… – гневно начала пиромантка, но затем упрямо сжала губы.

– Продолжай.

Она закрыла глаза.

– Дай-ка попробую угадать. В случае плена вам приказано молчать?

– Нам приказано не попадать в плен, – рявкнула она. – И будь уверен, если бы не та сучка с её одурманивающим гидромантским заклятием, я бы не кинулась на тебя с голыми руками. Я бы просто перерезала себе горло.

– Так вот что ты, оказывается, предпочитаешь. Вы довели деревенских жителей до сумасшествия, и те покончили с собой?

– Мы никого не доводили до сумасшествия.

– Не стоит меня дразнить. У нас есть только один час, пока мы не прибудем в Шандралу, – он сделал паузу, рассматривая флакон. – Тебя под охраной доставят в лечебницу. Магистра Кокалас объяснила мне, что ампутация – куда более сложная операция, чем кажется на первый взгляд. Отрубить конечность – не кусок хлеба отрезать. Тамошние лекари подправят нашу операцию, сделанную в походных условиях, извлекут некоторые кости и часть плоти, чтобы хватило кожи для швов. Как считаешь, это имеет смысл?