— Ваня, ты начинаешь пугать меня. Очень не хочетсясейчас услышать, что ты приобрел это велюровое уродство, чтобы украситьсобственную спальню.

Но мне было не до ее ехидства.

— Нас развели как лохов!

— Ваня! — подскочила Нора. — Какие выражансы!

Я осекся. Действительно, ужасно! Никогда не позволяю себеничего подобного, даже не предполагал, что знаю такие слова! Вот Нора, таспособна послать вас по конкретному адресу.

— Что случилось, Иван Павлович? — вытаращила глазахозяйка. — Отчего ты дрожишь, словно описавшийся кот?

Пропустив мимо ушей поэтическое сравнение, я шлепнулся вкресло и заявил:

— Кузьминский все наврал!

— Что именно? — вздернула вверх брови Нора. —А ну, успокойся и говори.

Выслушав мою сбивчивую речь, она вытащила папиросу,постучала мундштуком по подлокотнику кресла и протянула:

— Да, Ваня, иногда тебе в голову приходят нетривиальныемысли. Впрочем, и у меня самой крутилось нечто этакое… Ну скажи, какой смыслселить у себя дома постороннего человека? Неужели Сергей Петрович — более чемобеспеченный бизнесмен — не мог купить специальную аппаратуру? Ей-богу,подобный расход не разорил бы его. И волынки никакой: установил нужный режим илюбуйся на вора. Нет, он хотел найти нечто иное, не доллары. Но что?

— Не знаю, — откровенно ответил я, — что-тосовсем маленькое. Может, драгоценные камни? Давайте спросим у него?

— Э, нет! — Нора стукнула кулаком покреслу. — Знаешь, я очень не люблю, когда люди считают меня дурой. Погоди,Сергей Петрович, я не позволю себя водить за нос! Вот что, Ваня, будем теперьиграть в свою игру. Значит, так! Кузьминскому не говорим ни слова о том, чтодогадались об обмане. Наоборот, усиленно изображая дурачков, делаем вид, чтопоглощены поиском купюр. Вообще говоря, у него в доме творится черт-те что!Платье, как договаривались, сунешь на место, в корзину для белья, а тампоглядим! И смотри, держи себя в руках! Кстати, ты звонил Николетте?

— Сегодня нет, — ответил я.

— А она тебе?

— Тоже нет.

— Ну-ка, достань мобильный.

Я вытащил аппарат. Нора схватила трубку своего домашнеготелефона и потыкала в кнопки. Мой сотовый не подавал никаких признаков жизни.

— Алло, — сказала хозяйка, — простите, я нетуда попала. Ваня, какой номер у твоего нового приобретения?

— 722-77-70.

— Нет, неверно, — сердито воскликнула Нора, —ни я, ни Николетта, которой ты сообщил те же цифры, не можем дозвониться.

— Ну… кажется, перепутал. 777-22-20.

— Ничего себе! — воскликнула Нора и снова набраланомер. — Склад? Простите, ошибка. Ваня! Какой у тебя номер?

— 770-72-22, — безнадежно сказал я.

Нора предприняла еще одну попытку соединиться со мной, ноопять безрезультатно.

— Может, 720-77-77? — предположил я.

— Ваня!!! — гаркнула Нора. — Изволь немедлясообщить правильный номер!

— Не помню, — признался я. — Кстати, вот тритысячи долларов, спасибо, не понадобились.

Элеонора взяла конверт, швырнула его в сейф и отрывистоприказала:

— Езжай к Кузьминскому, не спускай глаз с членов егосемьи, сдается мне, двумя жертвами дело не ограничится, и отыщи контракт наСИМ-карту, там указан номер.

В дом к Кузьминскому я заявился к ужину, предварительновыслушав гневную отповедь от маменьки.

— Ваня! — злилась Николетта. — Как ты могдать мне не тот номер телефона?

— Извини, спутал.

— Ты нарочно!

— Ни в коем случае.

— Я звонила целый день и постоянно натыкалась накакого-то хама. Я ему: «Вава!» — а он мне… нет, уволь, я не способна повторитьего речи! Отвратительно! Быть столь невнимательным, небрежным. Имей в виду, ясильно обижена.

— Хорошо, — не подумавши, ляпнул я.

— Ах, хорошо! — взвилась Николетта. — Значит,я полдня потратила на набор ненужного номера, а тебе хорошо.

Я улыбнулся. Представляю, с какой головной болью сейчаслежит несчастный мужик, которому с упорством звонила маменька. Десять человекиз десяти уже на четвертой попытке сообразили бы, что просто записали не тецифры. Кто угодно, но не Николетта. Голову даю на отсечение, она методичнотрезвонила через каждые десять минут, нервно вскрикивая: «Вава? Как не он?Немедленно позовите его!»

Хорошо еще, что тот мужик не знает моего адреса, а то мог быприехать и устроить скандал.

— Значит, хорошо, — словно разбуженная не вовремязмея, шипела Николетта, — вот оно как, понятненько! Имей в виду, Ваня, заэто не расскажу очень интересную тебе информацию! Я хочу тебя наказать!

Ехидный голос маменьки сменили частые гудки. Я въехал втоннель и очутился в пробке. Интересно, что за информацию, по словам Николетты,нужную мне, она не хочет сообщить? Маменька в последние дни находится всостоянии хронической обиды. Честно говоря, это стало меня раздражать.

Когда я приехал к Кузьминскому, семья сидела за столом. Ябыстро скользнул наверх, якобы вымыть руки, и вернул платье на место. Когда ясел за стол, все было как обычно. Клара рылась вилкой в еде, Белла, безостановки болтая, откусывала огромные куски от булки. Сергей Петрович молча пилчай, Валерий тоже беззвучно доедал мясо. Мне пришло в голову, что за все времяпребывания в доме я слышал его голос всего пару раз. Анна ворчала, наливая чай:

— Просто безобразие! Лариса опять заварила однущепотку, сколько раз ей можно повторять, что следует класть ложку на чашку! Этоже невозможно пить!

На первый взгляд все вели себя как всегда, но имелось одноотличие: Клара и Белла не ругались. Двоюродные сестры абсолютно мирнотрапезничали.

— Лариса, — крикнула Анна, — принеси ИвануПавловичу ужин. Вы едите свинину?

Я кивнул:

— Да, с удовольствием.

— Это не свинина, а поросятина, — уточнила Клара.

— Ой, поросенок! — подхватила Белла и убежала.

— Ты куда? — крикнула ей вдогонку Анна. — Вотоглашенная! Господи, как она топает, лестница сейчас обвалится!