и разглядывали бурно строящиеся городки и малые поселения вокруг них. И конечно все успели хорошенько порастопыривать уши — слышали об ужасном огнедышащем драконе, иных чудовищах, о жутком колдовстве, что заставляет поворачивать реки и бежать горы, о ломающих камень и копающих землю живых мертвяках, о протянувшихся сквозь дикую тайгу каменных дорогах длинной в сотни вёрст, о покорённых туземных племенах на юге и востоке и о многом-многом другом. От иных рассказов пухла голова, другие рождали в слушателе желание забыть про всё, утопившись в хмеле, третьи будили в душе дикий неизбывный страх. Достоверных сведений просто нет, зато хватает умных и глупых, разных домыслов, которыми собравшиеся спешат поделиться друг с другом, вывалив на готовых выслушать любую чушь соглагольников результаты своих бессонных бдений. При желании среди потоков слов, догадок, мудрёных рассуждений можно, словно бы просеивая золотые крупинки среди речного песка, выделить полезные вещи... но как это тяжело!

Что характерно при прочих равных люди 16-ого века гораздо объективней чем жители вроде бы куда более просвещённого 21-ого воспринимают доступную им информацию — мудро не спешат верить абсолютно ВСЕМУ услышанному, но и ничего не отвергают сходу по принципу ''Этого не может быть, потому что не может быть никогда''. Они не верят, а твёрдо знают, высшие силы и сверхъестественные создания существуют и влияют на мир и людей, знают, в каждой бане обитает банник, а под каждой печкой домовой, знают, для кого они заплетают бороды у снопов, кому приносят требу, прежде чем начать орать землю по весне, и зачем нанизывают на ветви грибы в лесу. Их не нужно уверять и доказывать им существование очарования (колдовства) и рассказывать про страшную силу тех, кто способен его применять. Они открыты миру и его самым удивительным явлениям... при этом отнюдь не страдая излишней доверчивостью и склонностью трепетно-бережно относиться к любым чудесам и тем, кто их творит. Скорее людям данной эпохи присущ почти звериный рационализм — сверхъестественное-странное-чудесное пугает их не больше, чем хищный зверь, вооружённый враг, гнев природных сил и иные вполне материальные угрозы.

- Я тоже знаю кое-что, - просит права держать речь один из гостебников, просит и поднимается, дождавшись дозволяющего кивка от хозяина усадьбы. Следующие слова молодого, но успевшего снискать уважение старших купца неизбежно порождают взрыв, сильнейшую вспышку любопытства среди присутствующих: - Мне довелось встречаться, торговать и говорить с одним из их отрядов. -

На некоторое время собравшиеся теряют степенное достоинство! Вскочившие на ноги участники схода яростно гомонящей толпой окружают едва ли не в испуге отшатнувшегося молодца...

- Как они отнеслись к тебе?! … Они люди?! Или немытые (туземцы) рекут правду насчёт них?! … Ты узнал, какой они веры и земли?! … Видел вблизи грифонов али драконов?! Расскажи! … При тебе творили колдовство?! … Правду ли бают об оживших мертвяках?! … Где находится их земля?! Откуда они приходят?! … Будь ласков, поведай, как меж вами всё произошло?! … Что скажешь про их бронь?! Коней?! Кость или метал?!! Или они как самоеды пользуют оленей? … Расскажи про города на юге?! ... Про войну с монгольскими бусурманами?! - Молодой гостебник буквально погребён под лавиной вопросов со всех сторон! Он растеряно смотрит в строну устроителя схода...

Афанасий вовремя приходит на помощь отличившемуся молодцу, призывает собравшихся к спокойствию, напоминает им о достоинстве. Дождавшись пока несколько пришедшие в себя вятшие рассядутся по местам, вновь сосредотачивает внимание на удалом купце...

- А поведай-ка нам, Никеша, о своей встрече: что видел, о чём говорил, что узнал? -

- Повстречал я их не то чтобы случайно, но встречи нарочито не искал... - несколько противоречиво, но в целом ладно зачинает свою быль польщённый вниманием стольких уважаемых людей купец. По мере течения повествования это неподдельное жадное внимание только растёт, густо перемешанное со множеством новорождённых вопросов. Купец не способен полностью удовлетворить глубокое как море любопытство собравшихся, но даже то, что открылось ему во время общения с нелюдями-чужеземцами с лихвой даёт пищу для пытливого ума. Журчавший в горнице сказ безусловно достоин опустившейся на сход заворожённой тишины.

А тем временем замерев трепетной душой и оборотившись в слух, истории удачливого купца внимает юная девушка, почти что девочка неполных пятнадцати лет— поздняя-последняя дочь Афанасия и Ксении честно пыталась, но так и не сумела совладать с едва не сглодавшим её до самых костей любопытством. Марфа прекрасно знает отчий дом и потому при желании легко способна подсмотреть и послушать то, что происходит в одной из его горниц, в заветной большой горнице... одна из стен которой имеет небольшую, но весьма удобную для наблюдения щель. Затаившая дыхание юница напряжённо слушает баской, до ужаса интересный перепут (быль, рассказ), вместе с вятшими людьми переживает и пытается представить себе встреченных им ушастых нелюдей с яркими, способными при полной темени зрить как днём глазами, зубастых и повадкой похожих на волков, но послушных коней, огромных псов с гладкой чёрной шерстью, самострелы из стали и необычно клееные луки выше роста человека. Вместе с собравшимися в горнице старается осознать то, что нелюди поведали купцу, про столицу-город в кольце мощных крепостей и огромных замков, про стены из живого-колдовского леса, про дороги и каналы, про страну под названием Айлирия, про её правителя непривычно именуемого не князем или ханом, а Ваннискьяльвом и Убийцей Богов, про пришедший из иного мира могучий клан Красного Дракона, про покорённые и признавшие власть нелюдей народы тайги, степи и гор, про необычную, поистине чужую жизнь, странную веру и планы нелюдей на родные края девушки. Жадно-восторженно, не забывая зажимать рот дабы не выдать себя, разглядывает принесённые купцом подарки нелюдей — сияющий мягким голубым светом шар, поющую шкатулку, переливающийся множеством цветов отрез тончайшего шёлка, похожее на кусок раз и навсегда застывшей глади прозрачного ручья зеркало в оправе из красиво переплетённой с металлом кости. Ей до слёз обидно, что через щель не получается увидеть картинки в подаренных нелюдями книгах, восхищённые вздохи сгрудившихся вокруг чудесных книг участников схода заставляют девушку гневно сжимать кулачки! Как бы ей хотелось увидеть эти книги... ещё лучше увидеть-узнать-поговорить с теми, кто их подарил и написал! Воспылавшая душой Марфа многое бы отдала, чтобы встретиться с ними. Девушку-девочку нельзя назвать красавицей в классическом старорусском смысле, но веснушчатая ладная-крепкая хохотушка очень мила, выгодно выделяясь личиком, нравом... умом на фоне остальных вошедших или только входящих в пору отроковиц из усадьбы (и не только из неё).

-