Я замираю, прижавшись спиной к груди архимага, прямо передо мной — отчаянно раскачивающаяся бочка, она как будто исполняет какой-то первобытный танец. Ее дно бьется о стоящие под ней емкости, словно ударяет в тамтам… Сейчас ритм ускорится, мое сердце не выдержит его…

Но Гвеллан прикладывает руку к этому зловещему барабану — и бочка замедляется, я вспоминаю, как дышать, и ужас постепенно отступает, сама не понимаю, что меня напугало до потери памяти и разума. Стыдно, Алесса, очень стыдно.

Я начинаю оправдываться:

— А вы что, не чувствуете? Весь этот темный липкий ужас вокруг?

Он что-то неразборчиво бормочет сквозь зубы, нежно проводит ладонью по моим волосам, и по ним как будто рассыпается серо-голубая пыльца. Она успокаивает одним своим видом и приятно холодит кожу, попадая на щеки и лицо.

Архимаг цокает языком и хрипло произносит:

— Прости, я должен был догадаться. Ты — Дитя Источника, и эта противоестественная магия, которая творилась здесь, должна привести тебя в ужас.

— Но в саду епископа я ничего подобного не чувствовала… — говорю я, чтобы затянуть разговор, я не спешу высвобождаться из объятий Гвеллана, даже обидно, что скоро придется.

Пусть он еще что-то объяснит, а я послушаю, уютно привалившись к нему…

— Потому что там, в саду, не проводился обряд, туда перенесли часть костей из этой могилы, — отвечает архимаг. — Нам повезло, что Риадий избрал место вблизи от тайного хода и что охранные чары не смогли никого оповестить о нашем визите. Но на этом наше везение заканчивается. И, похоже, нам придется здесь задержаться… Ну как я это не учел?

Его сожаления не очень конструктивны, и я пытаюсь направить его мысли в правильном направлении:

— А что мы должны сделать? Уничтожить этот «якорь»? — я подбородком показываю на горящую магическим огнем лужу под бочками.

— Чтобы Риадий сразу узнал, что что-то не так? — о, он приходит в себя, уже спрашивает язвительно. — И предпринял еще одну попытку устранить епископа?

— Значит, надо уничтожить захоронение в саду? Об этом он не узнает… Но тогда я не понимаю, зачем мы сюда пришли…

— Интуиция выручила, не иначе. И было необходимо увидеть доказательства… Смотри, у этого проклятия вот такая схема… — он отпускает меня и садится на корточки, рисует жезлом на пыльном полу три маленьких магических круга: — Это, под бочками, тот самый «якорь проклятия», могила в саду Эриния связана с ним напрямую, там находится копия, которая имеет те же свойства, что и «якорь». Если сжечь останки под яблоней — эти тоже сгорят или хотя бы обуглятся… И тогда Риадий все узнает, а также поймет, что он находится в числе подозреваемых. Не может не находиться — отследить его очень просто.

— Но есть и третий круг, который вы нарисовали. Именно его вы хотите уничтожить? — я показываю носком туфли на маленький овал из двух половинок.

— Да, и это будет очень сложно. Есть два фрагмента, один находится совсем близко к Эринию, возможно, спрятан в его кабинете, и фокусирует всю магию на епископе как линза. Другой фрагмент — у Риадия, в этом я уверен. И он может контролировать состояние епископа…. — Он всматривается в пульсирующее фиолетовое пятно, проводит в воздухе жезлом, недовольно поджимает губы, видя красную дымку, вспыхнувшую над полом. — Вообще это проклятие становится причиной немедленной смерти, но почему-то Его Преосвященство мгновенно умирает уже года два, а то и все пять лет, что я его знаю. То есть Риадий блокирует действие чар, снимая блок тогда, когда ему это нужно… Например, перед важными собраниями…

— Зачем тогда такие сложности? Нельзя было выбрать запрещенный ритуал с другим действием, а возиться с артефактом как…

«Как со сломанным пультом дистанционного управления», — едва не заканчиваю я вслух, но вовремя одумываюсь. Да, отличное объяснение, но не для мастера Гвеллана, который понятия не имеет о подобных вещах.

— Вероятно, это был единственный ритуал с полным описанием, остальные были слишком обрывочны, — отмахивается архимаг. — Это надо спросить у Риадия, а нам вряд ли представится такая возможность, хотя встретиться с ним придется…

— Зачем?

— Чтобы незаметно обрезать связь между «якорем» и его артефактом. Пожалуй, лучший вариант…

Я одобрительно киваю, воображаю пульт дистанционного управления, которым включают экран, но понимаю, что мое сравнение неверное. Ведь артефакт у Риадия блокирует магию зловещей могилы и не дает ей убить епископа, то есть это пульт с одной кнопкой, он не дает «телевизору» работать все время, но не выключает его…

— Нет, нельзя обрезать связь, тогда Его Преосвященство умрет, — озвучиваю я свое открытие и, холодея от ужаса, спрашиваю: — Или вы этого и добиваетесь, а объясните все несчастным случаем? Мол, и предположить не могли, что у главного Инквизитора есть нечто, не насылающее или фокусирующее проклятие, а нейтрализующее его?

Гвеллан ошарашенно смотрит на меня как на нечто диковинное, что видит впервые в жизни, потом приходит в себя и хмыкает:

— Тебе так и хочется, чтобы я оказался коварным убийцей?

— Нет, но мое предположение просто напрашивается, сами вспомните, что вы мне только что сказали.

— Но я не договорил, ты меня перебила, — почти обиженно ворчит он.

— Да, я виновата, простите, — признаю я, прокручивая в голове наш разговор. — Но вы мне так и не ответили на вопрос, что мы должны делать.

— Много чего: нейтрализовать «якорь», но так, чтобы он выглядел как обычно, дождаться Риадия и обрезать магическую нить или…

— Я снова перебью, но, может, мы заменим всю эту магию похожей, чтобы внешне было не отличить? Уберем фиолетовую смерть, сделаем безобидное заклятие того же цвета, чтобы при диагностике никто ничего не заметил…

— Да, почти то же самое я и хотел предложить, правда, твой вариант намного лучше, я просто планировал окружить «якорь» невидимым барьером. Маскировка надежнее — закопаем рядом с костями сферу с долгоиграющим заклинанием, как световую… Но действовать придется быстро. И мне потребуется твоя помощь, у меня фиолетовым цветом обозначаются только несущие смерть руны.

Нет, я положительно не в себе — только что дрожала от страха перед неведомым ужасом, таящимся под кладкой пола. Потом успокоилась от объятий, а теперь готова расплыться в счастливой улыбке оттого, что мое предложение сразу же было признано не просто «достойным внимания», как изредка говорила моя начальница, а потом растаптывала все мои идеи в пыль. Да и родители всегда так поступали, уж молчу про моих избранников… Для них признать свою ошибку было смерти подобно. Однако Гвеллан легко признал превосходство моего плана, хотя мог бы запутать меня в паутине отговорок о магических правилах. И я бы ему поверила, мои знания о магии поверхностны, и ему это известно.

А он деловито говорит мне, как будто ничего необычного не произошло:

— Думай, какое заклятье будет фиолетовым, потом я развею эту мерзость, и мы сразу же должны заменить ее на сферу с нашим.