Огромный рыжий человек навел на него ствол маузера, но невыстрелил. Его лицо исказилось неописуемой гримасой, отразившей противоречивыечувства – от ненависти до жалости, – и ствол маузера пополз в сторону. Вто же мгновение в темном проеме появился штабс-капитан Сельцов. Непрерывностреляя из своего нагана, белобрысый убийца ворвался в комнату. Рыжий гигант вдверях согнулся пополам, нырнул за один из железных ящиков и ответил Сельцовудвумя выстрелами. Видимо, они достигли цели, потому что штабс-капитанпокачнулся и упал. Лежа, он продолжал стрелять. Рядом с ним появился Сивый.Прячась за укрытие, капитан открыл огонь по рыжеволосому охраннику. Тот, боясьоказаться под перекрестным огнем, отполз к двери и выкатился в коридор, откудадержал под обстрелом выход из комнаты. Борис скосил глаза на Сельцова.Штабс-капитан дышал медленно и неровно, лицо его постепенно заливала землистаябледность. Рука, судорожно сжимавшая наган, безвольно упала на пол. Жизнь наглазах покидала его.

Неожиданно сквозь грохот револьверных выстрелов Борисуслышал совсем рядом тонкое поскуливание. Обернувшись, он увидел, что вкорзинке, которая упала на него с прилавка, сидит испуганный щенок.

«Так вот почему этот рыжий не выстрелил в меня! – сизумлением понял Борис. – Этот громила сентиментален».

Эта мысль как будто разбудила его. Он увидел, что Сивый,отстреливаясь, довольно далеко отодвинулся от темного проема на месте вынутойпанели. Оглянувшись на дверь и стараясь не попасть под перекрестный огонь,Борис перекатился к стене, нырнул в квадратный лаз и побежал по коридору.

Вокруг была абсолютная темнота. Борис перешел на шаг ипридерживался рукой за стену, чтобы не упасть, но все внутри него пело: спасен!Еще минуту назад смерть казалась неизбежной, а теперь он спасен!

Позади некоторое время еще раздавались выстрелы, потом онизатихли. Борис шел все медленнее, осторожно пробуя ногой дорогу, прежде чемсделать шаг. Спустя некоторое время позади раздались еще чьи-то шаги, вдалекепоявилось слабое пятно света. Борис прижался к стене, нашарил в ней какое-тоуглубление и постарался втиснуться в него. Пятно света быстро приближалось,слышны были торопливые, неровные шаги, и вскоре Борис различил хриплое,учащенное дыхание. Через минуту мимо него прошел человек. В неровном слабомсвете фонаря Борис узнал капитана Сивого. Капитан шел, припадая на одну ногу,левая рука его болталась как плеть. Однако даже раненый он производилвпечатление смертельно опасного человека, безупречной боевой машины. Борисзамер, чтобы не выдать своего присутствия.

Сивый прошел мимо. Когда его шаги достаточно удалились,Борис, стараясь не шуметь, тронулся следом, ориентируясь на удаляющееся пятнослабого света.

Прошло еще несколько бесконечных минут, и Борис вслед заСивым добрался до конца коридора. Выждав еще некоторое время, он проскользнул впролом стены и оказался там же, откуда какой-нибудь час назад – а казалось, чтобесконечно давно – начался его путь к собственной гибели, которой ему удалосьчудом избежать.

При входе в туалет по-прежнему дремал унылый толстый турок,который всей своей позой старался внушить окружающим: знать ничего не знаю,ничего не видел, в неприятности не впутываюсь.

Аркадий Петрович задумчиво помешивал ложечкой в стакане состывшим чаем. Была глубокая ночь, но несмотря на это из-за стены доносилисьзвуки хозяйственной деятельности Саенко: он сердито двигал мебель, шаркалщеткой, бурча под нос что-то, весьма нелестное для Горецкого. Дело было в том,что Борис исчез. Еще сегодня утром Саенко по просьбе Горецкого был у него вгостинице и изображал камердинера, когда тот принимал посетителей – двоих мужчини шикарную такую дамочку. Но хоть была она на вид красоты необыкновенной, но уСаенко глаз наметан, и он сразу понял, что дамочка эта – не только себе на уме,но и не больно-то благородная. Повидал он таких и в России – форсу много, акопнешь поглубже, и получается одно безобразие. Как вышел Борис Андреич ихпроводить, так и пропал начисто. Он, Саенко, и в парикмахерскую к мосье Лиможубегал, и в ресторан к Луиджи. Луиджи – мужик справный, даром что итальянец,поет здорово и вином хорошим угостил. Но не было, говорит, тут молодогосиньора, и ничего он не передавал. У меня, говорит, вон Мария загрустила. ЭтаМария востро-глазенькая, что за кассой сидит, и верно, только что слезы нельет. Она на Бориса-то Андреича давно глаз положила, а тут сердце-вещун дурнуювесть подает… Святую Мадонну все поминала, это Богородица по-ихнему такназывается.

А господин полковник Аркадий Петрович как про утреннееисчезновение Бориса узнал, так нисколько и не расстроился. Это, говорит, братСаенко, все так и нужно, ты, говорит, ни о чем не беспокойся, у нас, говорит,все предусмотрено.

Саенко чуть было не всунулся: у кого, мол, это – «у нас?» Сангличанином этим, мистером Солсбери, опять Аркадий Петрович дела какие-тозавел? Но сдержался тогда утром, потому что положение свое Саенко очень хорошопонимает. Аркадий Петрович человек серьезный, Саенко доверяет, но уже если самничего не скажет, то и спрашивать нечего. Англичанин этот, мистер Солсбери,тоже господин обстоятельный, но нету у Саенко к нему доверия. Потому какангличанин. Они все себе на уме. Союзнички все, конечно, хороши, что уж тутговорить, но французы все-таки совесть не совсем потеряли – русских эмигрантовк себе пускают. А англичане заперлись на своем острове – и ни в какую щелочку кним не пролезть. Вот тебе и союзники! Русских принимать обязали турок данемцев, те – сторона побежденная, делают, что прикажут. Уж не знает Саенко, кактам у немцев, а здесь басурманы проклятые не больно-то русским рады. Ни приюта,ни пищи, живи на свои деньги. А откуда их взять, деньги-то, если многие в чеместь из России бежали? И теперь это все с себя проели… Ох и подлый же народтурки!

Саенко с остервенением замахал щеткой.

– Саенко! – послышался недовольный голос Аркадия Петровича. –Ночь на дворе, а он вздумал уборкой заниматься. Ты бы угомонился уж…

Саенко нарочно не ответил. Днем он наведывался в гостиницунесколько раз – не было Бориса Андреича. Хотел было сбегать к певичке этойписклявой, Анджеле, да без приказа Горецкого побоялся дело испортить.

А когда вечером пришел Аркадий Петрович мрачнее тучи, тоСаенко и без вопросов понял, что дело плохо. Пропал Борис, как в воду канул.Тут уж сам Горецкий послал его к певичке Анджеле. Да только пустое это делооказалось, потому что застал Саенко на квартире у нее только вещи разбросанные.Съехала певичка спешно, и записки никакой с адресом не оставила. Тут Саенкосовсем расстроился. Жалко было Бориса – а ну как убили его? И как же он тогда вглаза посмотрит Варваре Андреевне, ведь она еще в России просила Саенко заБорисом присматривать, и он обещал. Что же теперь будет?

Горецкий выколотил трубку и набил ее свежим табаком.Операция пошла наперекосяк. Конечно, он знал, что рано или поздно Борисараскроют, – уж очень он неопытен, да и подготовились-то наспех. Но они сСолсбери считали, что успеют узнать все, что нужно, вычислить человека, которыйстоит за прекрасной Гюзелью. Однако они многого не успели.