– А еду? – Горецкий против воли повысил голос, таккак вдруг заметил, что есаул до крайности истощен. – Вы что же, не кормитеарестованных?

– Они могут сами купить себе еду, на свои деньги.Государство не обязано кормить преступников.

«Ай да басурманы! – мысленно воскликнулГорецкий. – Ну и законы у них…»

– Деньги отобрали, – прошептал у стены есаул.

– Кто разрешил говорить? – опять Джафар произнесэти слова тихо, но арестованный вздрогнул, как от крика.

– Сколько дней голодаете? – отрывисто спросилГорецкий.

– Сколько сижу… Четыре дня…

– Хм… Видите ли в чем дело, уважаемыйДжафар-эфенди, – начал Горецкий, тщательно подбирая слова, – я никакне хочу критиковать ваши методы, но не кажется ли вам, что весьма неразумноморить голодом важного свидетеля? Если бы сегодня я не решил провести допрос,есаул, пожалуй, мог бы и…

– Тюрьма – это не мое ведомство, – равнодушноответил Джафар, – там есть свое начальство.

– М-н-да… – слегка задумался Горецкий. – Выразрешите? – Он вытащил из кармана плитку бельгийского шоколада, которуюкупил утром, намереваясь навестить Варю Ордынцеву в госпитале.

Есаул Чернов встрепенулся, схватил плитку, но, под строгимвзглядом Горецкого, стал есть медленно, не спеша отламывая по кусочку.

– Итак, – начал Горецкий по-французски, чтобы былопонятно Джафару, – я пока не буду спрашивать вас, отчего вы не разгляделитрех офицеров, избивших вас на улице Османли, я спрошу вас о другом: отчего вашначальник, полковник Шмидт, так обеспокоился разговором, что произошел у него спьяным капитаном Лихачевым? А ведь он был обеспокоен, иначе не послал бы вас заним проследить. И помните, что я не удовлетворюсь простым ответом «не знаю». Выдолжны дать мне информацию, в противном случае я не сумею ничего для вассделать, и вы, есаул, как это ни прискорбно, сгниете заживо в турецкой тюрьме.

– Раньше я умру от голода, – усмехнулся Чернов,немного приободрившийся после шоколада. – Вы не беспокойтесь, господин…полковник. Я слышал о вас от Шмидта, – пояснил он в ответ на вопрошающийвзгляд Горецкого и перешел на русский. – Так вот, там, в тюрьме, я оченьхорошо понял, что после смерти полковника я совершенно никому не нужен. Туркисчитают нас пылью под ногами. Никаких прав я здесь не имею. На голодныйжелудок, знаете ли, хорошо думается. И я, конечно, расскажу вам все, что знаю,но нельзя ли что-то сделать насчет моего освобождения?

– Отвечу откровенно: сделать для вас я сейчас могумало, – по-французски ответил Горецкий. – Дело в том, что сидите выкак свидетель, ибо капитана Лихачева, похоже, утопили в тот же день, когдаубили полковника Шмидта. Турецкая полиция не хочет, чтобы вас постигла та жеучасть, поэтому вас взяли под стражу.

– Премного благодарен, – пробормотал есаул.

– Итак, я вас слушаю, – напомнил Горецкий.

– Несколько недель назад к полковнику Шмидту поступилисведения о некоем тайном обществе среди русских офицеров. Общество называлось,кажется, «Русское дело», и настроение у его членов было весьма жестким. Тудапринимались офицеры, преимущественно молодые, небольших чинов. У этого… скажемтак, содружества молодых, много воевавших офицеров, как ни странно, имеласьдаже своя программа. Программа эта пока выражена неточно – возможно, потому,что общество не хочет афишировать свои цели, – но общие идеи вычленитьможно. – Есаул внезапно прижал руку к горлу и громко сглотнул.

– Много сразу не ешьте, – нахмурилсяГорецкий, – желудок отвык.

– Куда уж много, – криво улыбнулся есаул. –Стало быть, подошел тогда к нашему столику капитан Лихачев и начал угрожать –дескать, недолго вам, господин полковник, осталось гулять по ресторанам, потомучто карающая рука с мечом уже занесена над вашей головой и скоро, дескать, завсе вам лично отольется. И что-то все Четвертую роту вспоминал, которая всяполегла по приказу, мол, господина полковника.

За разговором Чернов как-то незаметно перешел на русский, нохозяин кабинета никак на это не отреагировал, он продолжал молча сидеть застолом.

– Так-так, – пробормотал Горецкий, – что упьяного на языке, то у трезвого на уме. Вы, есаул, поподробнее насчет программыэтого тайного общества, пожалуйста.

– Я мало что знаю… но там у них, во-первых – никакойверы генералам, которые своими амбициями привели армию к поражению, а Россию –к гибели. У них свои особые законы и своя иерархия. Кому конкретно ониподчиняются, неизвестно, но дисциплина в обществе строгая.

– Интересно, откуда же ваш шеф полковник Шмидт все этоузнал?

– Узнал случайно, из неофициальных источников. Видители, – пояснил есаул в ответ на недоверчивый взгляд Горецкого, –полковник мне доверял, но до известной степени. Я не в курсе всех его дел.

Горецкий вынужден был согласиться с есаулом – он тоже никогоне посвящал в некоторые свои секретные дела.

– Стало быть, генералам не подчиняются и дажесобираются мстить. Подобно тому, как монархисты убили начальника штабаденикинской армии генерала Романовского?

– Примерно. Цели политические: возродить сильную армиюбез подлецов-генералов, чтобы воевать за Россию.

– Опять идти в Россию? – прищурилсяГорецкий. – Но это же глупо.

– Возможно, но для того, чтобы увлечь людей, эта идеявполне годится. А для того, чтобы накормить армию голодных офицеров, преждевсего следует отобрать у интендантов и тех же генералов все, что они успелиукрасть у армии в России и вывезли сюда.

– Хм, однако… Совсем как у большевиков: «Грабьнаграбленное!» Знакомый лозунг… Кстати, я припоминаю… недавнее убийствополковника Иванова. Это не их ли рук дело?

– Не могу знать, господин полковник! – честноответил есаул.

– Из армии Иванов уволился, и ходили какие-то слухи,что здорово был нечист на руку… Во всяком случае, если бы не было у него в домеценностей, не стал бы он нанимать охрану из казаков.

– Этот ваш Иванов был убит и ограблен, – подалголос Джафар. – По некоторым признакам, ценности у него в доме храниласьнемалые.

– Уважаемый Джафар-эфенди! – в полном изумлениивоскликнул Горецкий. – Вы понимаете по-русски?

– Слишком много русских в городе, – невозмутимоответил Джафар, – слишком много беспорядка.

– Так-так, – повернулся Горецкий к есаулу. –Теперь переходим собственно к нападению на вас.

– Значит, я шел по Османли следом за капитаномЛихачевым, сохраняя неизменное расстояние между нами. Капитан был пьян, но ненастолько, чтобы не заметить слежки. Он свернул во двор, я ускорил шаг и, когдаминовал открытые ворота, заметил, что он скрылся в подъезде дома. Мнепоказалось, что во дворе никого нет, поэтому я, не скрываясь, побежал кподъезду, но тут появились трое офицеров, молча окружили меня и начали бить.