Борис хотел поблагодарить своих неожиданных спасителей,попросить, чтобы они развязали веревки на его руках, и откланяться, потому чтона него эта парочка тоже произвела не самое благоприятное впечатление, но пиратрешительно положил руку ему на плечо и втолкнул в открытую дверь.

Борис оказался в большой комнате с низкими сводчатымипотолками, полной табачного дыма и гула многочисленных мужских голосов. Надлинных дощатых столах стояли пивные кружки и тарелки с нехитрой закуской.Между столами сновали юркие кельнеры в длинных передниках с подносами в руках.Это была бы самая обычная пивная, если бы не посетители – все, как один, своенной выправкой, многие со следами ран и увечий, большинство – в военной илиполувоенной форме без погон и знаков различия.

Одноглазый пират провел Бориса между столами и втолкнул вмаленькую комнату за стойкой. Там он одним ловким взмахом ножа освободил его отверевок, указал на шаткий табурет и сам сел напротив.

– Ну что, земляк, в уголовку вляпался? За что тебясхватили? Украл что-нибудь или похуже дело?

Борис, ошарашенный быстротой развития событий, не знал,какую линию поведения избрать. С одной стороны – его выручили, избавив отпреследования, с другой – одноглазый незнакомец вызывал у него серьезныеопасения. «Не попал ли я из огня в полымя?» – подумал Борис и чтобы хоть как-топотянуть время, спросил у «пирата»:

– Как вы узнали во мне русского?

– Не просто русского, земляк, – одноглазыйпохлопал Бориса по плечу, – а русского офицера! А русский офицер – этозвание, выше которого нету на земле! Так что ты, земляк, не унижайся пред этойиностранной швалью. Мы сами возьмем у них все, что нужно… А узнал я тебя оченьпросто: на острове Принкипе, ночью, когда мы собирались все вместе… все наши…ты тоже был там, я тебя запомнил. У меня очень хорошая память. Поэтому сейчас ядолжен был помочь тебе: ведь ты – один из нас! Так что этим сволочам от тебябыло нужно?

Борис облизнул пересохшие губы и хотел было сочинитькакую-нибудь правдоподобную ложь, но тут к ним подошел, сильно хромая,светловолосый человек с пустыми бледно-голубыми глазами, тот самый, чьепоявление на улице перед пивной заставило отступить преследователей Бориса. Онуставился на Бориса немигающим взглядом и произнес:

– Ради милого дружка – хоть сережку из ушка!

Одноглазый «пират» покосился на него и сказал Борису:

– Штабс-капитан очень любит говорить в рифму. Ты,земляк, его не бойся, он за своих – в огонь и в воду… Но человек он, конечно,нервный – шесть раз ранен, дважды контужен, в махновском плену побывал – отэтого кто хочешь нервным станет. Поэтому лучше его не сердить. Но если с нимпо-хорошему, – так он просто душа-человек. Ты, кстати, в каком звании?

– Поручик Ордынцев, – поспешно представился Борис,обрадовавшись, что расспросы временно отложены.

– А я – капитан Сивый, четырнадцатого пехотного полка.А штабс-капитан Сельцов драгуном был… до контузии. Вот что я тебе скажу,поручик, – Сивый чуть отстранился и внимательно присмотрелся к Борисуцепким оценивающим взглядом, – похоже, что судьба мне тебя послала.Сегодня у нас со штабс-капитаном намечается важная и опасная работа, в которойпонадобится помощь третьего человека. Айда с нами, поручик, проверишь себя!

– А что… что за дело? – осторожно спросил Борис.

– Что за дело? Дело серьезное, – Сивый все так жевнимательно приглядывался к Ордынцеву, – да ты же не новичок, в бояхбывал, порох нюхал. И здесь, судя по тому, как тебя сегодня провожали, ты тожене пирожками торгуешь. А что за дело – это я тебе вечером скажу. Раньше времениоб этом знать вредно. Твое-то дело будет простое – выполняй мои приказы – и всянаука.

– Да я, конечно… я не против, – протянулБорис, – только у меня в таких делах опыта нет…

– Не волнуйся, ничего особенного от тебя непотребуется. Справишься. Мы со штабс-капитаном тебе поможем.

– Ладно, договорились… Где мы встретимся?

– А зачем нам встречаться? – одноглазыйусмехнулся. – Прямо отсюда и пойдем! Здесь место спокойное, безопасное,здесь до вечера подождем… Эй, Трофимов! – крикнул одноглазый, приоткрывдверь в большой зал. – Принеси нам пива и кефали! – и, обернувшись кБорису, подмигнул: – Кефаль здесь хорошо готовят! Попробуешь – пальчикиоближешь!

– Как же! – растерянно проговорил Борис. –Мне нужно кое-какие дела сделать… Меня ждут… может, я сейчас пойду, а вечером,перед тем, как на дело идти, встретимся здесь?

– Э нет, земляк! – Сивый посмотрелугрожающе. – Что тебя ждут – это ты верно сказал: те двое, что за тобойгнались, они тебя и ждут. А дела твои… коли бы мы тебя от погони не спасли, чтобы с твоими делами было? Вот то-то! Ты уж, земляк, лучше с нами до вечера побудь.Пива попьем, кефали поедим… кефаль здесь очень вкусная! А то уйдешь ты отсюда –да ненароком обратно-то дорогу и забудешь! А это нехорошо. Ты ведь – один изнас, и дела у тебя с нами должны быть общие…

– Тут такие, брат, дела, что закусишь удила! –вдруг засмеялся штабс-капитан.

– Видишь, земляк, – добавил одноглазый, –штабс-капитан нервничает, а он и без того нервный, дважды контуженный, еговолновать нельзя! Он если нервничает – очень сердитый становится. Я тогдасам-то его боюсь.

Рыжий Трофимов в грязно-белом фартуке принес поднос, накотором пенилось в трех огромных кружках светлое пиво и источала божественныйаромат зажаренная до золотой корочки кефаль. Борис почувствовал, что страшнопроголодался и решил предоставить событиям развиваться своим чередом.

Мы – вежливы. Bы попросили спичку

И протянули черный портсигар,

И вот огонь – условие приличья —

Из зажигалки надо высекать.

Дымок повис сиреневого ветвью.

Беседуем, сближая мирно лбы,

Но встреча та – скости десятилетье! —

Огня иного требовала бы…

А. Несмелов

– Заходите, эфенди! – хозяин кабинета вежливоприподнялся навстречу полковнику Горецкому, но из-за стола не вышел.

Аркадий Петрович подумал, что турку с его объемистым животомэто было бы непросто.

– Садитесь, эфенди, – турок маленькой мягкой рукойуказал Горецкому на низкое кресло.

Горецкий сел, едва заметно поморщившись: в этом кресле оноказался гораздо ниже своего визави и смотрел на него снизу вверх, кроме того,вставать из него будет неудобно и унизительно.

– Не хотите ли закурить? – хозяин пододвинул гостюизящную серебряную сигаретницу с тонкими египетскими папиросами какие, навзгляд Горецкого, пристало курить только женщинам.

– Благодарю вас, если позволите, я закурютрубку, – он вытащил замшевый кисет.