– А вы что же, так и стояли спокойно, пока васбили? – недовольно спросил Горецкий.

– Я, конечно, кричал им, что я – офицер, спрашивал, чтоим нужно, пытался сопротивляться…

Горецкий со вздохом оглянулся и встретил презрительныйвзгляд Джафара Карманли. Он резко встал с места, пенсне от этого движениясвалилось с носа и повисло на шнурочке. Есаул Чернов поразился тому, какизменилось лицо полковника Горецкого. Еще недавно перед ним сидел мягкийнемолодой человек. Глаза его глядели из-под пенсне добро и участливо. Теперь жеглаза без прикрывавших их стекол оказались жесткими и пронзительными, морщиныразгладились и лицо приобрело чеканность, свойственную профилям на старинныхримских монетах.

– Что я слышу? – угрожающе начал полковник. –Вам, есаул, прекрасно было известно, что люди, которые стоят за капитаномЛихачевым, весьма опасны. В противном случае полковник Шмидт не послал бы васследить. И вам даже не пришло в голову, что темный двор может быть ловушкой?Ведь вы же были вооружены и даже не успели достать револьвер? Здоровый, крепкиймолодой человек позволяет себя избить!.. Есаул, вы меня удивляете. Расслабилисьтут, в Константинополе, на сытных хлебах? По ресторанам ходите, красивых женщинразглядываете! Не понимаю, за что вас приблизил к себе полковник Шмидт.

Высказав это, Горецкий в сердцах отвернулся. На несколькоминут в кабинете помощника начальника полиции повисло тягостное молчание.

– Хм, мы кажется отвлеклись, – первым опомнилсяГорецкий. – Я попрошу вас, есаул, продолжать, и как можно подробнее.Значит, офицеров было трое. В каких они были чинах?

– Я не заметил. Кажется, был там один поручик…

– Не стесняйтесь, господин Чернов, – ободрилГорецкий, – стало быть, вы растерялись и позволили себя избить. Ну,конечно, трое на одного…

– Нет, кажется, сначала их было двое… –пробормотал есаул и низко наклонил голову. – Я, конечно, свалял дурака, несмог удержаться на ногах.

– Это плохо, – наставительно проговорилГорецкий, – в драке самое главное – не упасть, а то затопчут ногами. Свами, если не ошибаюсь, так и случилось?

Он с удовлетворением заметил, как блеснули в бессильнойярости глаза есаула Чернова. Это хорошо, что ему стыдно за то, что позволилсебя избить. Возможно, что из молодого человека и получится что-то, если,разумеется, не сгинет он в турецкой каталажке.

– Так что же было дальше? – как ни в чем не бывалоспросил Горецкий.

– Я плохо помню… они били ногами… я старался прикрыться…Потом, когда я уже почти терял сознание, подошел кто-то… видно, старший, исказал, чтобы прекратили, что, дескать, они не воюют с простыми офицерами, ноза шпионство и за слежку меня следовало наказать. Те двое отошли, этот постоялвозле меня немного, потом, очевидно, хотел закурить, потому что досталпортсигар, но выронил его. Портсигар упал прямо мне на скулу, и был оченьтяжелый, очевидно, золотой. Как скулу не сломал, до сих пор не понимаю, –есаул поморщился и потер левую щеку. – В общем, я подумал, что он сделалэто нарочно и страшно разозлился. Но револьвер они у меня отняли. Поэтому ясхватил портсигар и запустил в него – по-детски, конечно, но признаю, что плохотогда соображал.

«И не только тогда», – подумал полковник Горецкий, нопромолчал.

– И что было дальше? – спросил он.

– Ничего не было. Я, разумеется, не попал, тот человекпоймал портсигар на лету, поблагодарил меня, рассмеялся и ушел. А я кое-каквстал и побрел домой. Отлежался ночь, а на следующий день пришли турки изабрали меня на допрос в полицию по поводу убийства полковника Шмидта.

– М-да-а, есаул, немного вы смогли сообщить, –протянул Горецкий.

Арестованный беспокойно зашевелился, скосил глаза на хозяинакабинета и спросил шепотом:

– Меня опять уведут в тюрьму?

– Я тут не хозяин, – развел руки Горецкий, –от меня ничего не зависит. Пока не отыщется убийца полковника Шмидта, боюсь,что турки вас из тюрьмы не выпустят. Да, кстати, лица напавших на вас офицероввы не разглядели, но хоть как-то можете их описать? Рост, голоса…

– Голоса не помню, а рост… когда лежишь, рост правильноне определить.

– Ах да, – с досадой согласился Горецкий, –вот хотя бы портсигар… Что вы можете сказать о портсигаре?

– Золотой, несомненно, – тяжелый и блестел даже втемноте, – на крышке выгравирован не то вензель, не то еще какой-то узор…

– И на том спасибо, – со вздохом сказалГорецкий. – Что ж, есаул, не могу желать вам всего доброго… – Онпротянул руку к звонку, вызывающему охрану, но помедлил немного, глядя наарестованного.

Есаул смотрел обреченно, но не произнес ни слова.

– Вот вам немного денег, – полковник достал изкармана несколько купюр, – это не благодеяние, просто я не согласен стурецкими законами о содержании арестованных, – тут Горецкий вежливокивнул поднявшему голову Джафару, – а уж сумеете ли вы отстоять эти деньгив камере, зависит от вас. Не благодарите.

Есаул молча взял деньги и вышел, понукаемый полицейским.Через несколько минут Горецкий тоже откланялся, пробормотав, что у него дела иждать заключения судебного врача об осмотре трупов проститутки и ее сутенера онболее не может. Джафар молча наклонил голову и проводил его немигающим взглядомиз-под очков.

Когда пришли, он выпрыгнул в окно.

И вот судьба в растрепанный блокнот

Кровавых подвигов – внесла еще удачу…

А. Несмелов

До вечера Бориса ни на минуту не оставляли без присмотра –либо капитан Сивый, либо его белобрысый друг с голубыми страшными глазамипостоянно находились рядом. Борис не представлял, как ему выпутаться из этогоскверного положения. Горецкий, должно быть, давно уже искал его, но найтичеловека в огромном разноплеменном и разноязыком городе посложнее, чем иголку встоге сена. Ордынцев никак не мог передать полковнику хоть какую-нибудьвесточку о себе, хоть какой-то знак. Злость на Горецкого прошла просто потому,что злиться в его положении было бы глупо. Пока автомобиль вез Бориса ккакому-то таинственному «наместнику», в голове у него кое-что прояснилось.Насколько он знал Горецкого, тот был человеком обязательным и планы своих операцийразрабатывал всегда очень тщательно. Борис никогда не сталкивался с личнымэмиссаром Черчилля, таинственным мистером Солсбери, но, по рассказам Горецкого,знал, что тот – тоже человек очень ответственный. Не может быть, чтобы дватаких опытных человека так бездарно подготовили операцию! Но, в таком случае,это значит…

Борис зажмурился, потом открыл глаза и отхлебнул здоровенныйглоток пива.

Это значит, что его опять подставили. Так уже было полторагода назад в девятнадцатом, в Феодосии. Полковник Горецкий спас его изконтрразведки для того, чтобы отправить в Батум, чтобы выяснить, с кем Бориссвязан. И сейчас абсолютно такая же ситуация. Полковник сделал Бориса подсаднойуткой. С помощью Анджелы его запустили в окружение прекрасной турчанки,подсунули книгу… Разумеется, Гюзель заподозрила, что с книгой что-то не так.Для того и была ей нужна отсрочка до утра, чтобы получить инструкции от своегошефа. А Горецкий с англичанином наблюдали за ней, чтобы выяснить, с кем онасвяжется в течении ночи. Но в таком случае они, возможно, следили и за ним,Борисом? Впрочем, тогда не пришлось бы вмешиваться этим подозрительнымгосподам, у которых Борис сейчас находится. Вот уж, что называется, попал каккур в ощип!