и Штелен от этого просто тошнило. Лжецы, раздающие ложные обещания, – жрецы любой церкви, вот кто все они были. Должны были быть.

Возможно, ей никогда не заслужить прощения. Но, может быть, когда-нибудь, если она украдет достаточно, она заслужит наказание. При мысли о том, что вот она едет, свободная и счастливая, а мир не знает о ее преступлении или не придает этому никакого значения, рот Штелен наполнился горечью.

Штелен отвернулась от Лебендих и харкнула горькой мокротой.

Она удивленно моргнула. Сколько времени прошло с тех пор, как она в последний раз сплевывала? Она поняла, что прекратила это делать, когда познакомилась с Лебендих. Не то чтобы фехтовальщица позволяла себе как-то высказаться на этот счет или выказать пренебрежение. Штелен виновато покосилась на Лебендих, но та была полностью погружена в свои мысли.

«О чем она думает?»

Она могла бы спросить, но Лебендих ведь ответила бы, а Штелен была не уверена, что хочет услышать этот ответ.

«Вихтих – не единственный трус».

Небу никто не объяснил важность уместного жеста, и поэтому с него, бесконечного серого, начало моросить – так кровь сочится на месте потертости. Дождь толком так и не пошел, но вскоре Штелен и Лебендих промокли насквозь. Они остановились, надели промасленные плащи, которые купили в Зельбстхасе, и молча продолжили путь. Некоторое удовольствие Штелен доставляла мысль, что Вихтих едет в этом ледяном тумане в одной из своих красивых рубашек. Она прямо видела, как он дрожит и проклинает небо, не в силах понять, что в данном случае он может винить только себя.

Они ехали бок о бок через бесконечный лес – деревья здесь росли как по линеечке. Штелен не могла решить, уютное ли молчание окутывает их, напряженное или какое-то еще. А может быть, не в своей тарелке себя чувствовала только она.

Эти растущие ровными рядами деревья, слишком высокие, чтобы их посадили уже при Моргене, и завораживали, и раздражали Штелен. Были ли они уже такими, когда она пробиралась через этот лес в прошлый раз? Их так посадили – и неужели для кого-то это могло оказаться столь важным, о боги, чтобы тратить на это свое время и силы? – или же они были воплощением общей для всего Зельбстхаса одержимости порядком? Ни один из вариантов особенно приятным назвать было нельзя. Печальные – или жалкие? или и печальные, и жалкие? – попытки борьбы юного бога с хаосом и разложением были обречены на провал.

Штелен обнаружила место, где Вихтих провел ночь, – то, что осталось от его смешного лагеря. Идиот провел ночь прямо в грязи. Штелен остановилась у кучи мокрой золы, спешилась, наклонилась и принюхалась.

– Типично для него.

– Что такое? – настороженно спросила Лебендих. Она уже была готова ко всему.

Вот за это Штелен ее и ценила. Фехтовальщица не теряла бдительности никогда, ни на единый миг.

– Пепел не пахнет животным жиром, – сказала Штелен. – Вихтих уехал из города, не закупившись провизией. Забыл, я думаю.

Тут она вспомнила, что сама украла у него все деньги, и рассмеялась. Дурак все равно спустил бы их на красивую одежду и женщин.

– Мы находимся менее чем в половине дня пути к северу от Флусранда, – сказала она. – Там есть мост, по которому мы сможем попасть в Готлос.

– Ты бывала здесь раньше? – спросила Лебендих.

Штелен кивнула.

Лебендих выжидающе приподняла бровь.

– В Унбраухбаре мы встретили жрицу, – произнесла она, когда молчание невыносимо затянулось.

«Как, вот как она, черт возьми, заставляет меня это делать?»

– Она рассказала нам о боге Геборене. В тот момент он был мальчишкой, глупым маленьким поганцем. – Штелен засмеялась: – Он не изменился. А жрицу я убила.

Она пожала плечами, припомнив шарфы, которые она забрала у девушки, когда та умирала в темном переулке, истекая кровью из перерезанного горла.

– Мы проходили здесь, когда направлялись на север, чтобы украсть мальчика.

В устремленном на нее взгляде мечницы ничего нельзя было прочесть.

– И где-то после этого все и пошло по борозде, – сказала Штелен.

– Ну, не все, – заметила Лебендих.

«Это пока».

Штелен вернулась в седло.

– Давай двигать.

Она повернула коня на юг, по следам жеребца Вихтиха. Лебендих ехала рядом с ней.

Несколько часов спустя Штелен все еще размышляла, что она будет делать, когда найдет фехтовальщика. Судя по следам, Вихтих ехал не особенно быстро. Если прибавить ходу, они с Лебендих догонят Вихтиха к вечеру, а то и раньше.

«Так почему же мы так медленно едем?»

– Что мы делаем? – спросила фехтовальщица, вырвав Штелен из раздумий.

– Преследуем Вихтиха.

– Зачем?

– Морген хочет, чтобы я его убила, – Штелен пошевелила ноздрями и сплюнула, зная, что на самом деле не ответила на вопрос. – И Бедекта.

– И какой план?

– План? – фыркнула Штелен. – Ты говоришь просто как… Никакого плана.

– Но мы их убьем?

Штелен кивнула.

«Думаю, да».

По мере приближения к Флусранду, холмы становились все более пологими и плоскими. Буйной зелени вокруг все еще хватало, но она начала выцветать, словно близость Готлоса отравляла ее. После заката холодный туман, преследовавший их весь день, наконец рассеялся. Штелен заметила башню на другом берегу реки. Она торчала там, как округлый член, пытающийся трахнуть небо.

«Точно мужики строили», – подумала она.

Женщина никогда бы не построила что-то настолько очевидно и смехотворно фаллическое. Только мужчины отвлекались на то, чтобы замусорить все вокруг памятниками своим крохотным писюлькам. Надо же быть настолько неуверенным в себе. Она представила себе, как женщины возводят какую-нибудь конструкцию, похожую очертаниями на груди, и рассмеялась.

Лебендих взглянула на нее, вопросительно приподняв бровь.

– На член похоже, – ответила Штелен, кивнув на башню. – Почему мужчины никогда не строят что-нибудь вроде сисек, с сосками?

– Строят, – ответила Лебендих. – Степные племена возводят куполообразные тростниковые хижины, и даже устанавливают на крышах сплетенные из травы подобия сосков.

– Вот куда нам точно надо смотаться, – хмыкнула Штелен.

Лебендих кивнула в знак согласия, но клептик поняла, чего та вслух не сказала: «Вот туда нам и надо, а не в то место, куда мы сейчас едем».

«Если она сейчас скажет: „Поехали“, тут же разверну коня».

Лебендих ничего не сказала.

Когда они добрались до реки, Штелен увидела остатки второй башни, давно разрушенной и погребенной под многовековой грязью и плесенью.

«Подходящая пара».

Она натянула поводья и остановила лошадь на вершине изгиба каменного моста, где в задумчивости уставилась на все еще целую башню. Там, внутри, находилось кое-что, что ей было нужно.

– Остановимся там на ночь, – сказала она.

Лебендих и бровью в ответ не повела. Она осматривала мост и усыпанную поросшими мхом камнями равнину за