Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Штелен ударила лошадь пятками, посылая ее вперед. Лебендих последовала за ней.
У башни Штелен и Лебендих встретили двое стражников. Один из них, пожилой, был тощим, как полоска кожи, позабытая на солнце, в глазах мелькал насмешливый огонек. Второй, средних лет, щеголял животом, нависающим над тонкими ногами. Толстяк выглядел нервным. Старик держал свою огромную алебарду так, что было ясно – драться ею он не собирается.
– Цели визита в Готлос? – спросил толстяк.
Штелен рассмеялась и плюнула ему под ноги.
– Ну а чего туда никто не ездит, – ответила она.
Толстяк тем временем хмурился на слизь, растекшуюся по камню между его поношенными сапогами.
– Приспешников безумного бога здесь не ждут, – сказал он, посмотрев на Лебендих так, словно она могла бы подойти и вытереть наплеванное Штелен.
Фехтовальщица в ответ глянула на него, как на жука, которого, пожалуй, надо бы придавить ногой.
– Безумного бога? – переспросила Штелен, уже зная ответ.
– Приспешники этого из Зельбстхаса…
– Не, эти – не из таких, – перебила позабытая на солнце полоска кожи.
– Это может быть маскировка, – возразил толстяк, почесывая тупыми пальцами щетинистый подбородок.
Старик скептически посмотрел на него:
– О, ну, развлекайся, – бросил он, развернувшись и направляясь к башне.
– Они могут быть шпионами.
– Не вижу я здесь никаких проклятых шпионов.
– У вас есть где остановиться? – спросила Штелен. – Шпионить за вами будет намного комфортнее оттуда, где хотя бы не каплет.
Старик развернулся:
– У вас есть деньги?
– Немного, – хмыкнула Штелен.
– Ты в этом месяце получил жалованье? – спросил старик у молодого. – Так я и думал, – заметил он, когда собеседник отрицательно помотал головой.
– У нас есть где остановиться, – старик кивнул на Лебендих: – Ты – мечница?
Лебендих глянула на парные мечи, свисавшие с ее бедер.
– Никого, достойного смерти от твоих мечей, тут нет, – сказал он. – А прикончить старика – это всегда грязное пятно на репутации бойца.
Лебендих пожала плечами, как будто была не совсем согласна. Впервые она была практически в двух шагах от того, чтобы пошутить. Штелен хотела одарить подругу быстрой понимающей ухмылкой, но вместо этого сплюнула.
«Если я улыбнусь ей и кто-то из этих идиотов скривится, мне придется убить обоих».
Старик повел их в башню.
– Многого не ждите, – сказал он через плечо, – но, по крайней мере, точно не каплет.
Толстяк с унылой обреченностью последовал за ним.
– Как насчет пожрать? – спросила Штелен.
– Единственный человек, которому нравится стряпня Фолфетта – это Фолфетт, – ответил старик, кивнув на своего спутника. – Но, полагаю, она все ж лучше, чем черствый хлеб и вяленое мясо.
Штелен и Лебендих провели в небольшую комнату, скорее всего – изначально камеру для узников. За дверью из тяжелого дерева, обшитой железом, похоже, можно было отсидеться, даже если бы штурмовать башню пришла целая армия. Если бы Штелен в принципе было невозможно запереть (или запереться от нее), она бы даже забеспокоилась. Как бы то ни было, стражники не проявили особого интереса к своим гостям, кроме краткого всплеска любопытства, когда они осознали, что к ним пожаловали женщины. Но они быстро пришли к выводу, что Штелен и Лебендих либо слишком круты для них, либо, что более вероятно, особого интереса не представляют.
Дверь за стражниками закрылась. Подруги молча осматривали помещение: сплошной серый камень – и на миг Штелен подумала, а не были ли события последнего времени жестокой ложью и на самом деле она все так же мертва. Углы оплетала пыльная паутина, в которой там и сям попадались трупы создавших ее пауков.
Огромный камин – пустой и закопченный. Рядом лежали стопкой дрова, щепки и трут для растопки. Лебендих сняла стальной шлем, позволив длинным пшеничным косам вырваться на свободу. В фехтовальщице не было ни капли той пышной мягкости, которую искал в женщинах Вихтих. Штелен ценила Лебендих за нескрываемую силу, за то, как она игнорировала оценивающие взгляды мужчин, словно вообще их не замечая. Клептик наблюдала, как Лебендих забрасывает поленья в черный зев камина. Вскоре там уже ревело пламя. В стылой комнате стало чуть теплее. Фехтовальщица сняла мокрую одежду и развесила ее на ржавой решетке. Теперь искры не сыпались на пол.
Штелен сидела на узкой койке и смотрела, как перекатываются могучие мускулы под светлой, усыпанной веснушками кожей. Но и не только. Многочисленные шрамы, побелевшие от времени и свежие, розовые, покрывали тело фехтовальщицы. Эти последние Лебендих заработала, сражаясь на стороне Штелен в Послесмертии. У нее и своих таких хватало. Мысли о шрамах напомнили ей о Вихтихе, она зарычала и плюнула в огонь. Каким-то образом всегда, как бы плохо ни оборачивались дела, дураку удавалось ускользнуть без единой царапины. Как будто мало было других причин ненавидеть этого идиота.
Лебендих направилась к своей сумке, чтобы достать сухую одежду.
Лебендих оделась в сухое – темно-коричневую рубашку и такие же брюки, свободные, не стесняющие движений, и села рядом с Штелен, но достаточно далеко, чтобы не касаться друг друга.
– Кое-что изменилось, – сказала Лебендих. – Мы больше не мертвы.
– Я знаю, – ответила Штелен. – Это нужно отпраздновать. Давай напьемся.
Она протянула руку к Лебендих, и та остановила ее взглядом. Штелен прикусила нижнюю губу и кивнула с понимающим видом.
– Мне нужно немного времени, – произнесла фехтовальщица.
Прозвучало это нехорошо.
– Времени?
– Мы больше не в Послесмертии.
– Ты представить себе не можешь, какими серыми были последние несколько дней, – хмыкнула Штелен. – Помнишь, каким было на вкус первое блюдо, которое мы попробовали, вернувшись к жизни?
Фехтовальщица посмотрела на нее так пришибленно, что Штелен оборвала себя на полуслове.
– Те, кого ты убиваешь… – прошептала Лебендих.
Штелен нахмурилась, чувствуя, как вздергивается верхняя губа, обнажая желтые зубы.
– … должны служить тебе в Послесмертии, – закончила она правило.
– Мы больше не там, – произнесла Лебендих, внимательно глядя на Штелен в ожидании реакции.
– Так я и говорю, давай… – Штелен сморгнула. – Оу. Кредо Воина больше не подчиняет тебя мне. Я забыла. Я думала…
«Ты думала, что она и вправду хочет остаться с тобой? Дура!»
Штелен стиснула челюсти так сильно, что едва не раскрошила себе зубы. Она снова моргнула, избегая смотреть на подругу, и молясь про себя, чтобы глаза остались сухими. Никогда не показывай свою слабость.
«Скажи что-нибудь. Скажи ей, что может катиться на все четыре стороны».
У Штелен перехватило горло так, что она и дышать-то могла с трудом.
– Я больше не должна тебе подчиняться, – произнесла Лебендих. – Не должна оставаться здесь. Я могу уйти, как только захочу.
Она